Внимание!
четверг, 17 августа 2017
Название: Северная звезда в районе Орст
Пейринг/Персонажи: Бенедикт Хеведес, Матс Хуммельс. Второстепенные: Ральф Ферманн
Категория: джен, преслэш
Размер: миди (4964 слова)
Жанр: магический реализм, АУ
Рейтинг: PG-13
Саммари: увидеть змеиную свадьбу – к беде.
Ключ: «Это ли не то, что бывало со мной, это летний дождь встал над миром стеной, это ли не то, что бывает шутя, просто летний дождь вспоминает тебя». Леонид Агутин, «Летний дождь»
Примечания: Орст – район города Гельзенкирхен. А идея позаимствована у правдоруба.
Написано на Football Summer Workout Fest 2017.
читать дальшеМагия и ужас окутывали Бене с ног до головы. От магии – или от страха – покалывало кончики пальцев, от страха – или от магии – подкашивались ноги.
Мелко вибрируя, дрожали чистым звуком колокольчики. Иногда вступал гобой.
Под ногами Бене похрустывало нечто, в лучах палящего летнего солнца сверкающее алмазным блеском.
Мимо шли люди – нет, он назвал бы их людьми, если бы они таковыми являлись, но обилие ушей, лишних рук, хвостов говорило об обратном. Тянулись праздничные шлейфы, били Бене по ногам с ожесточенностью, несвойственной легкой ткани, оставляли синяки и порезы. Чтобы выжить в этом нескончаемом потоке существ, нужно было двигаться самому.
И Бене тоже шел, ступая осторожно, чтобы ненароком не отдавить кому-нибудь хвост, подол или лапу.
Впереди блестел в лучах солнца золотой свадебный шатер на высоком помосте.
Золотая ткань странно бликовала, отчего жених и невеста, облаченные в белое, светились неярким теплым светом.
И тем непонятнее было Бене, из-за чего он чувствует этот всепоглощающий животный страх.
Красивая невеста и красивый жених стояли рука об руку и принимали подарки. Стол рядом с ними был уставлен коробками, коробами и коробочками, некоторые мелко тряслись, другие неспешно ползли к краю, а из одной торчали ветвистые оленьи рога.
Бене похлопал себя по бокам – в карманах было пусто. Он явился на свадьбу без подарка.
И вот подошла его очередь.
Отсутствие подарка заметила и невеста. Окатив Бене презрительным взглядом чаровнических желтоватых глаз, она брезгливо скривилась.
– Милый, – певуче сказала она, хотя было в ее речи что-то инородное, то ли чужое, то ли попросту лишнее, что заставляло волноваться, – гость с твоей стороны не принес нам подарок.
Жених тоже посмотрел на Бене – глаза жениха были совершенно человеческими, карими с небольшой зеленцой. Что-то такое было в них – то ли упрек, то ли насмешка, то ли что-то еще – что заставило Бене смутиться и отвести взгляд.
Бене поднял руки, подцепил со своей шеи цепочку с золотым крестиком, теплым от тела, снял его через голову и протянул перед собой.
– Подарок, – неслышным от волнения голосом сказал он.
Невеста его проигнорировала, поправляя в иссиня-черных волосах небольшую золотую корону. И только жених протянул руку, взял крестик и сжал в руке.
– Маленькая крупица – тоже золото, – мягко заметил он, обращаясь к своей невесте.
Невеста показала тонкий раздвоенный язык и наклонила голову. Жених принялся выпутывать из короны длинные пряди ее волос.
Бене отступил и провалился в пустоту за помостом.
На слепящее солнце медленно наползла небольшая куцая туча, не сумевшая перекрыть его целиком. С неба закапал легкий летний дождь.
Утренняя темнота не была кромешной. В комнате смутно угадывались знакомые очертания: угол телевизора на фоне светлой стенки, кружка с водой на прикроватном столике, ворох сбитого одеяла, покосившийся купол напольной лампы.
Вставать не хотелось. Спать тоже не хотелось, но вставать и идти в промозглую Гельзенкирхенскую осень – особенно.
– Встаем, Хеведес, – строго сказал он сам себе.
До выходных оставалось два дня, каких-то два дня.
Цольферайн все так же стоял на месте со всеми своими прилегающими территориями. Несмотря на то что уже рассвело, еще не погасли последние огни ночного освещения. Вечером и ночью шахта и сопутствующие постройки подсвечивались таинственным красным, отчего это место очень любили местные (и не только) фотографы и фрики.
Ну а Бенедикт был всего лишь работником музея Рурского региона, неспособным оценить все новое и современное – даже музей дизайна в соседнем помещении.
На обеде к нему подсел Ральф Ферманн из музея «Дорога угля», они немного поговорили про трудности, то и дело возникающие в процессе курирования проекта «Путь индустриальной культуры», в котором оба были заняты.
– Кстати, о культуре, – довольно неожиданно сменил тему Ральф. – Чудится мне, что ты когда-то рассказывал о своей научной работе. Легенды и мифы региона, что-то вроде, да?
Бенедикт кивнул. Свою научную работу он нежно холил и лелеял, но проект, с которым приходил работать в музей, так и не реализовал. Концепция насквозь индустриального музея никак не позволяла это сделать.
– Наши притащили из Мюнхена писателя, – пояснил Ральф. – Может, тебе что-то говорит фамилия Хуммельс?
Бенедикт неопределенно кивнул. Может, и говорила, он не был уверен.
– Ну вот, я тоже не читал, что он там пишет, но говорят, что он родился недалеко от Кельна, поэтому он как бы наш автор, и вот он будет у нас презентовать свою последнюю книгу, в которой то ли главный герой здесь родился, то ли действие книги у нас происходит, в общем, что-то такое… А этот автор еще в Мюнхене возьми и скажи, что следующая книга будет целиком посвящена Вестфалии, типа, он сейчас сюда поедет как раз для того, чтобы пошариться по архивам, пообщаться с местными. И что весь сюжет будет построен на местных легендах. Как это…
Ральф старательно нахмурился и, видимо, по памяти процитировал того самого автора:
– Популярный в наши дни жанр «магический реализм». Как реализм может быть магическим?
Бенедикт сморщил нос, как бы показывая, что нет, не знает, да, понимает, к чему все дело идет.
– В общем, – резюмировал Ральф, – заплатить тебе не заплатят, конечно, но начальство обещало дать дополнительный выходной к тем, когда писатель захочет тебя забрать. Ну и всякие там благодарности музею и лично тебе в предисловии, и книжку с автографом музею подарит, и презентует ее у нас, вот это вот все.
– Я так понимаю, выбора у меня особо нет? – спросил Бенедикт.
– А ты что, против? – удивился Ральф
Действительно, как это? Мало того, что дадут дополнительный выходной, так еще и есть возможность потрепаться на любимую тему.
В общем-то, Бенедикт еще не знал, почему его смущает эта идея, но на всякий случай сделал вид, что не то что против, но сомневается.
– Точно не заплатят? – уточнил он. – В смысле, неотхоженных выходных у меня и так накопилось, я все жду, когда они превратятся в месяц или в деньги.
Ральф с сомнением на него покосился.
– Ну, может и заплатят. А вообще, с автора стряси. Ладно, Бене, – Ральф хлопнул ладонью по столу и поднялся на ноги. – Я побежал, автору дадут твой номер, только ты предупреди кого-нибудь, что будешь отсутствовать, окей?
– Окей, – согласился Бенедикт. – Когда он приезжает-то?
– Через пару дней, – ответил Ральф, уходя.
Бенедикт облокотился на стол и тоскливо вздохнул. Через пару дней – это наверняка день в день в его выходные, о которых он так мечтал.
Не зря же ему так не хотелось соглашаться.
Бенедикт даже погуглил специально, что это за Хуммельс такой. В целом, ему хватило бы и той информации, которой располагал Ральф, но хотелось, во-первых, посмотреть на этого писателя, а во-вторых, почитать хоть, что он там пишет.
Если уж совсем какую-нибудь порно-ересь, то можно попросить, чтобы его имя нигде не фигурировало.
Но все оказалось вовсе не так страшно, как Бенедикт успел себе нафантазировать. Даже смазливое лицо писателя казалось ему чем-то знакомым – может, из рекламы или из фотографий с какой-нибудь презентации.
Как задницей чувствуя, когда наступает самое неудобное время, писатель позвонил в середине дня субботы, когда Бенедикт под пиво наблюдал за тем, как Шальке лениво пинает мяч в направлении ворот одной из Боруссии, а затем обратно.
– Матс Хуммельс, – представился писатель приятным голосом. – Бенедикт, мне сказали, что вы примете непосредственное участие в создании моей новой книги. И что вы лучший специалист по мифами и легендам Рурского региона. Не обманули?
Говорил писатель… ну, как и положено, наверное, писателю. Так, как будто писал книгу, а не разговаривал по телефону. Бенедикт передернул плечами, как будто собеседник мог его видеть. А что он мог сказать? Да, лучший, потому что единственный? Потому что легенд у нас кот наплакал, да и те – в основном у кого-нибудь спертые?
– Допустим, – уклончиво ответил Бенедикт, не придумав ничего умнее.
– Если вы сейчас свободны, может, мы могли бы встретиться? Скажем, ресторан «Зодиак» через полтора часа?
Бенедикт тоскливо посмотрел на телевизор, на часы, недовольно посопел и уточнил:
– Вы что, не смотрите сейчас футбол?
– Бавария играла вчера, – ответил писатель.
– А, ну, извините, – буркнул Бенедикт.
– Хорошо, я вас понял. Тогда через два часа в вюрстхаусе на Кортумштрассе, договорились? Веганский ресторан нам точно не подойдет.
– Вот уж спасибо, – почти неслышно ответил Бенедикт. – Хорошо.
Недорогой и хорошо знакомый вюрстхаус в любом случае куда лучше веганского ресторана, в который мало того что ехать аж в Эссен, так еще и не покормят толком.
Молодой и прогрессивный писатель Матс Хуммельс выглядел так, что еще лет десять-двадцать назад его бы тут непременно побили. И дело было, наверное, не только в том, как он одевался, но еще и в немного надменном выражении на красивом слегка небритом лице. Бенедикт задумчиво поскреб щетину на щеке – у него вот никак не получалось выглядеть таким непосредственно-изящным, даже когда он был гладко выбрит.
Найти Матса было несложно. Во-первых, Бенедикт уже знал, как он выглядит, а во-вторых, сразу увидел, к кому подходят сфотографироваться.
Это было просто удивительно: неужели он и правда настолько популярный писатель, что его знают даже в Рурской глуши?
Бенедикт подошел к его столу. По Матсу можно было сказать, что он устал – может, только что прилетел или просто задолбался раздавать автографы, – но все равно натянул улыбку и поднял на Бенедикта взгляд.
– Где расписаться?
– На книге потом распишетесь, – ответил Бенедикт, и только после этого подумал, что это было довольно невежливо.
Но писатель заметно приободрился, улыбнулся чуть более естественно и подозвал официанта.
– Заказывайте, а пока нам будут готовить – мы пообщаемся, хорошо?
Бенедикт заказал как обычно: карривюрст, салат и – украдкой покосившись на Матса – все-таки пиво.
У того на столе стояла бутылка минералки и тарелка с каким-то насквозь полезным салатом. Бенедикт, конечно, это никак не прокомментировал, но мнение свое составил.
– Ну что, мой друг, – писатель сцепил длинные пальцы и устроил на них подбородок – наверное, это отлично действовало на издателей, но Бенедикту показалось очень странным, – для начала я расскажу вам немного о нашей книге.
Бенедикт кивнул, не став интересоваться, когда это книга успела стать «нашей», то есть их, общей.
– Что управляет человеком? – явно издалека начал Матс. – Его потребности. Большинство потребностей удовлетворяется при помощи денег. Деньги – это золото. Золото управляет человеком.
Бенедикт нахмурил брови. Как бы окей, но больно глубокомысленно.
– В легендах две проблемы: золото и любовь, так? Так. Про любовь меня не интересует. Мне нужны истории про золото, про тех, кто предает из-за него, и тех, кто не предает. Найдем что-нибудь?
– Думаю, да.
Они еще немного поговорили. Точнее, говорил Матс, рассказывал свою идею, план книги, а Бенедикт только смотрел на него, кивал и старательно пытался проникнуться всем этим.
И только прекрасный, как и обычно, вюрст несколько скрасил ситуацию.
Бенедикт оживился только один раз: сам не понимая, почему, среагировал на словосочетание «королева змей».
– Еще раз, – попросил он.
– Королева змей, – повторил писатель. – Голубой грот, который ведет в Змеиный город. Вы знаете эту легенду?
– Найдем, – односложно ответил Бенедикт.
Он слышал только сказку, но был уверен, что если очень сильно постарается, сможет найти первоисточник.
Договорились на следующий день, ближе к вечеру, отправиться на экскурсию в шахту Нордштерн. Для того, чтобы тщательно к ней подготовиться, Бенедикт быстро поужинал, сделал несколько записей того, что было наиболее интересно Матсу, и откланялся.
Компания утонченного и слегка странноватого писателя была ему… ну, не очень. Рурцы все-таки очень сильно отличались от мюнхенцев, даже если последние родились где-то неподалеку от Кельна.
С самого дня свадьбы в городе шел дождь. Легкий, едва моросящий, при голубом сияющем солнечном небе. В других местах такой дождь называют лисьей свадьбой, но Бене отлично знал, что это свадьба была змеиная.
В Змеином городе других свадеб не бывает.
Над городом бродили тени.
Тени бродили и на душе у Бене – с того самого дня.
Он занимался своими кузнеческими делами и старался не думать о том, что пережил. Потому как, когда начинал вспоминать – неизменно начинал жалеть, что отдал свой крестик брачующимся. На кой змеям крестик? Только что золото. Малая крупица – тоже золото, как-то так сказал жених, а ныне – змеиный король.
Работа не шла, подкова не ковалась – а подкова всегда значила удачу. Так вот, Бене никак не мог сковать свою удачу.
Потому и совсем не удивился, когда в дверь постучали. Да как – от души: три быстрых удара, затем еще через паузу, а потом и ногой добавили.
Бене открыл, недоумевая, что там может быть за спешка.
На пороге стоял змеиный король. Только выглядел он не совсем как король: черные кудри намокли под дождем и липли к лицу, белые одежды сделались какими-то серыми, а местами коричневыми, и тоже липли к телу. А в глазах – не то страх, не то удивление, не то что-то еще, что Бене понять так и не смог. Он только открыл рот, а король уже оказался в его доме.
С короля текла вода, как в иных сказках, но он молчал, отряхивая потяжелевшие рукава своей рубашки. Замочил самого Бене, стоящего рядом, замочил висящие у камина и сушащиеся подштанники.
Подштанники Бене все-таки убрал – неприлично как-то.
– Извините, – осторожно начал он.
Король вглядывался в него с сомнением и неуверенностью, как будто не до конца понимал, кто стоит перед ним.
Бене же, наоборот, понимал слишком хорошо, поэтому смотрел настороженно и больше наладить контакт не пытался. Промолчал даже, когда король собственной персоной прошел к камину и сел в кресло рядом, хотя одежда его все еще была мокрой.
Бене ничего не сказал – даже возгордился своей сдержанностью – и пошел ставить чайник.
Привычные домашние дела так успокаивали, что он даже забыл о том, что в доме кто-то есть. Поэтому, когда король заговорил, он едва не выронил кружку из рук.
– Говорят, что ты знаешь, как попасть в голубой грот.
Бене разлил чай в две кружки и понес одну королю. Тот с сомнением потянул теплый пар тонким носом и все-таки чай пригубил, выжидающе глядя на Бене.
Бене немного помолчал, после чего подтащил табурет и сел. От камина тянуло приятным теплом, от короля – сыростью и какой-то тоской.
– Я знаю, как попасть к голубому гроту, – уклончиво ответил Бене. – А как попасть внутрь – нет.
– Проведешь меня? Что возьмешь за это?
Бене растерялся.
– Там же ничего нет.
– Там ничего нет, если ничего не ожидаешь увидеть. Так что?
– Проведу. Просто так.
– Тебе совсем ничего не нужно? – удивился король, но был в его вопросе какой-то подвох, который только сильнее убедил Бене в правильности его решения.
– Совсем ничего.
Дорога до голубого грота заняла у них почти два дня. Все это время они не разговаривали – останавливались на привал, разбивали палатку, жгли костер. Ночами вокруг кружили змеи.
Король был грустен и задумчив, а Бене просто не лез, разогревая на костре вареное мясо, от которого король обычно воротил тонкий нос.
У самого грота они снова остановились на ночь. Король грел руки у костра, Бене шарился по сумке в поисках еды. Еды не было, о чем он и сказал. Его голос прозвучал в тишине неожиданно зло.
Король пожал плечами. Он и так ничего не ел.
– Сядь сюда, – попросил король.
Бене бросил сумку на землю, чуть не придавив какую-то нерасторопную змейку, подошел к костру и сел рядом с королем. Король устроил локти на коленях, переплел длинные пальцы, устроил на них подбородок.
– Ты точно не хочешь ничего попросить взамен за то, что проделал всю эту дорогу?
Бене прислушался к себе и ответил:
– Точно.
– Почему? Обычно людям нужно золото. Золото – это деньги. Деньги решают почти все человеческие проблемы.
– У меня нет человеческих проблем, – ответил Бене. – А те, что есть, деньгами не решаются.
Костер тихо щелкал и постреливал. Но они смотрели выше: туда, где из почти невидимого в темноте провала в земле пробивался голубоватый неземной свет.
– Зачем вам туда? – спросил Бене.
Ему было нехорошо от этого света, мокли ладони, а по спине ползла неприятная дрожь. Даже представить, что кто-то захочет своей волей попасть в этот грот, было страшно.
– Это выход, – неопределенно ответил король.
– Это вход, – не согласился Бене.
– Голубой грот – это вход и выход, – уклончиво согласился король. – Для меня это – выход. Этот город – только часть целой страны. Это только начало, форпост дивного нового мира. Но ты не ищешь выход отсюда. Откуда ты узнал про этот грот?
Бене поднял руку и указал куда-то наверх, на небо. Король поднял голову, не узнавая ни одной звезды.
– Северная звезда – единственная яркая звезда на небе. Если идти за ней – то придешь к голубому гроту. Если идти дальше – наверное, придешь еще куда-нибудь.
– За гротом ничего нет, – заметил король. – Но в гроте – и дальше – целый мир.
– Тогда почему вы не идете туда, если это так для вас важно?
Король посмотрел на него темными глазами, в которых отражался костер.
– Потому что я боюсь перемен.
Бене нашел его руку в отблесках огня и несильно ее сжал. Рука короля была такой же холодной, как и его собственная.
– Не бойтесь, перемены всегда к лучшему.
Король усмехнулся и начал подниматься.
– Тогда пойдем?
Бене, только начавший подниматься следом за ним, отдернул руку и сел назад.
– Я тоже? Нет, я не пойду. Зачем мне это? Если бы я хотел уйти, я бы уже узнал, что там, за гротом.
Король наклонился, взял его за обе руки и потянул к себе, заставляя подняться.
– Только чистый сердцем герой может войти в этот грот. Один я – не смогу. Только с тобой. Возьмешь меня с собой?
Вокруг трещали змеи, постреливал жалящими искрами костер.
– Если мы задержимся еще немного, королева змей найдет нас и убьет обоих, – как бы невзначай заметил король.
– Это некрасиво с вашей стороны, – сварливо ответил Бене.
Может, сердце у него было и ничего, но кому понравится, когда его шантажируют или просто обещают скорую смерть.
– Я пойду, – смиренно сказал Бене. – Мы пойдем прямо сейчас, пока я не передумал. Ну, и пока королева нас не нашла.
Он начал затаптывать костер.
– Не туши огонь, – сказал король, взяв его за руку. – Змеи его не любят.
Не затушив костер и не собрав палатку, они вместе пошли по направлению к холодному голубому свету из-под земли.
Уже у самого грота, когда свет, став осязаемым, начал постепенно поглощать их, Бене погрузился в него почти по плечи, а король вдруг замер, дернулся, вскрикнул.
Решив, что король снова испугался, Бене с силой потянул его за собой.
Так они оказалась в голубом гроте втроем.
Внутри шахты Нордштерн, как и в той, где работал Бенедикт, находилось выставочное пространство. Но стоило свернуть не туда, зайти не в ту дверь (предполагалось, что либо добропорядочный немец не пойдет туда, куда ему не положено, либо это будет фотограф-любитель-индустриализма, у которого, конечно, есть разрешение) – и начиналось царство педантичной, тщательно поддерживаемой разрухи.
– Нас не остановят? – спросил Матс, спускаясь позади него по металлической, чуть поскрипывающей лестнице.
– У меня есть пропуск, – ответил Бенедикт, не уточняя, что пропуск этот работника музея шахты Цольферайн, а никак не Нордштерн.
– Северная звезда, – задумчиво пробубнил позади писатель. – Звучит очень поэтично, а выглядит как помойка.
– Это же шахта, а не замок Людвига Баварского, – буркнул в ответ Бенедикт, несколько обиженный за индустриальное Рурское наследие.
– Ладно, а почему Северная звезда?
Они спустились с шаткой лестницы, оказавшись в приятном шахтенном полумраке. Искусственное освещение давало желтоватый оттенок, по лицам бродили страшные тени. Бенедикту немного не хватало света, чтобы чувствовать себя достаточно уютно.
В этом свете прилично одетый писатель смотрелся совершенно неуместно.
– Есть две версии, – ответил Бенедикт после недолгой паузы, во время которой пытался сориентироваться, куда идти, – одна поэтичная, другая правдивая. Какую рассказать?
– Обе, – Матс наступил во что-то и остановился, с подозрением оглядывая подошву.
Пошаркав ею по каменному полу, он недовольно заметил:
– Тут довольно чисто. Я ожидал, что будет хуже.
– Ну да, здесь нет деревянных распорок и склизких стен. И чумазых шахтеров с фонариками на лбах. Производство прекратилось только в девяностых годах.
– Это больше похоже на чистую канализацию, чем на шахту.
– Ну, извините. Значит, версии. Поэтичная: путеводная северная звезда, которая поведет за собой европейскую индустриализацию, на которую будут равняться другие страны, ну, одним словом, это отлично для газетных заголовков: «Северная звезда Рура: прошлое, настоящие и будущее угля».
– Отвратительно звучит, – мимоходом заметил Матс.
– Не очень-то и хотелось, – насупился Бенедикт. – Значит, жизненная: в конце девятнадцатого века это была самая северная шахта Германии, в общем, захотелось, так и назвали.
Под ногами появились рельсы, каменный монолит сменился тем, что, видимо, изначально ожидал увидеть писатель: трубы на полу, многочисленные ответвления, редкая капель с потолка, ржавчина и плесень.
– Отвратительно, – неопределенно повторил Матс, хотя в его голосе звучало что-то, похожее на восхищение. – Мы отсюда вообще выберемся? Есть карта?
Бенедикт повел плечами.
Они свернули в левый рукав (Бенедикт был уверен, что если всегда сворачивать налево, то не потеряешься) и оказались в небольшом пустом зале. У стены находился тяжелый деревянный стол с несколькими ящиками. Воодушевившись, писатель направился к нему. Подергал за ручки, оторвал одну из них, но ящики так и не открыл.
Матс обернулся, глянул на Бенедикта через плечо:
– Мы можем сломать?
Бенедикт покачал головой. Единственная мигающая лампочка не давала толком рассмотреть стол, но даже так можно было понять – сделан он был на совесть.
– Ладно, – неопределенно согласился Матс и оставил стол в покое.
От Бенедикта не укрылось, что ручка от ящика отправилась в карман писателя, но он не стал ничего говорить.
– А это что?
Бенедикт неопределенно мыкнул и повернул голову туда, куда указывал Матс. Из ближайшего к ним коридора пробивался едва заметный голубоватый свет. Если бы Бенедикт верил в магию, он бы, пожалуй, сказал бы, что это было похоже на нечто… магическое.
– Инопланетяне? Масоны? – предположил Матс, которому Бенедикт не позволил пойти вперед первым.
Осторожно переступая через разбросанные по полу ржавые трубы, Бенедикт двинулся по коридору.
– Думаю, это мощная энергосберегающая лампа. Может, отражается от воды.
Они оба оказались неправы. Никаких инопланетян, масонов, воды и ламп. Просто коридор, из которого они вышли, упирался в вертикальную шахту. Металлический балкончик из тонких перекладин выглядел довольно надежно, хоть и нависал над пропастью.
Источника света нигде не было, что не мешало самому свету быть. Голубоватое свечение стелилось под ногами, навевая мысли не то о тумане, не то почему-то о холодном море.
Задерживая дыхание, Матс прошел чуть вперед, сел на самый край балкончика, свесив ноги вниз и облокотился на перила. Бенедикту было страшно даже сдвинуться с места, ему казалось, что металлические сваи, из которых состояли несколько балконных этажей, уходящих глубоко вниз, просто разъедутся у него под ногами. Поэтому он остался стоять в коридоре.
Матс молчал, положив подбородок на руки, сложенные на перилах. Бенедикт терпеливо ждал.
– Красиво, – вдруг сказал писатель, глядя вниз, туда, где ноги в дорогих ботинках болтались над тьмой.
Бенедикт с сомнением хмыкнул. В его представлении здесь не было ничего красивого – высоко, опасно, странно, но никак не красиво.
– Свет этот странный, – начал рассуждать Матс. – Может, там, глубоко внизу голубой грот, как в сказке? Полностью голубые стены, золото, вода, отражение, голубоватый туман, который поднимается снизу… Тишина такая.
– Хотите проверить свою теорию? – фыркнул Бенедикт.
– Нет, – Матс передернул плечами, видимо, представив, что для этого нужно. – Ты собирался выяснить что-нибудь про королеву змей.
Бенедикт почесал нос. Ничего он толком не узнал, только освежил в воспоминаниях сказку. Но, судя по всему, Матс и сам ее отлично знал.
– Только сказку нашел, – виновато ответил Бенедикт.
– Ну давай сказку, – немного разочарованно ответил Матс.
На одном острове завелись змеи. Жители отправились к своему старейшине и спросили, как им быть. Тот ответил, что, должно быть, змеиная королева поселилась рядом с ними и что она созывает свое войско для того, чтобы уничтожить весь остров. Королеву можно было обнаружить по небольшой золотой короне на голове, но убить ее было трудно – а выжить при этом еще труднее. Никто не решился искать королеву, всем была дорога жизнь. И только внук самого старейшины не боялся смерти. Он отправился в море, где обнаружил пещеру, а в пещере – грот, наполненный голубым светом и голубой водой. Вокруг него были змеи – сотни, тысячи шипящих и извивающихся созданий. Была там и королева. Еще секунду назад извивавшаяся змеей, теперь перед ним стояла прекрасная девушка с длинными черными волосами, в белом платье и маленькой золотой короной в волосах. Она предложила внуку старейшины стать ее мужем, ее королем, жить вместе с ней в роскошном и великолепном змеином городе – после того, конечно, как они захватят этот остров. Но золото, драгоценности и власть не соблазнили юношу, и он уже знал, как ему совладать с королевой змей. Притворившись согласным, он приблизился к королеве, схватил корону с ее головы и кинулся бежать. Он вернулся домой, где старейшина дал ему совет сжечь корону – ведь змеи не любят огонь. Стоило юноше опустить корону в костер, как раздался невероятной силы крик и вслед за короной в огонь кинулась черная змея с белыми полосами по бокам.
Там остров спасся от змей.
– Все не так, – сварливо сказал Матс.
Он не оборачивался, и его голос уходил куда-то вниз. Бенедикт с трудом разбирал, что говорит писатель.
– Что не так?
– Все. Внук старейшины – бедняк, у которого нет ни родителей, ни друзей, ни денег, иначе бы он не решился идти на верную смерть. Он принимает предложение – корону – змеиной королевы. Для этого всего и нужно, что съесть сердце еще живой гадюки. Ему кажется, что он сможет убедить невесту не уничтожать остров – но у него не выходит. А скоро и сам он начинает думать, что так и нужно. Такая вот история змеиного короля, которого прельщает золото и власть.
Бенедикт неопределенно пожал плечами. Его не удивил такой поворот сюжета: просто писательское воображение уже начало свою работу.
– Подойди ближе, с кем я разговариваю?
Бенедикт неохотно двинулся вперед, глядя себе под ноги.
Раздался звук, как будто что-то мелкое упало вниз, ударяясь о нижние балконы, одна из перекладин, составляющих пол, мелко задрожала и уехала под ногой Бенедикта.
Бене упал на голубой пол, больно ударившись руками и коленями. Когда он отряхнулся и посмотрел назад, король оказался уже на другой стороне грота. Между Бене и королем стояла она – всклокоченная, злая, очень обиженная королева. Она ничего не сказала, наклонилась – и спустя мгновение на хвосте стояла, вытянувшись высоко вверх, и чуть покачивалась гигантская черная змея с белыми полосами по телу.
Бене планировал еще жить, причем долго и счастливо, поэтому он замер на месте, как испуганный заяц. Король у давней стены тоже замер. Но то были не стены – зеркала, в которых ничего не отражалось, как будто грот был пуст.
Потеряв к Бене интерес, змея повернула голову к своему суженому и высунула длинный раздвоенный язык.
Взгляд короля сделался жалобным, испуганным и обратился не к королеве, а к нему, к Бене.
Это было ужасно – ведь Бене так хотел жить долго и счастливо. Но ему ничего не оставалось – он ведь не мог отказать королю в его безмолвной просьбе. Тихо, стараясь не привлекать внимания, Бене поднялся на ноги. Пол из того же странного неотражающего стекла, что и стены, скрадывал звуки. Отсутствие отражений играло на руку Бене.
Пока король пятился, понимая, что спрятаться ему негде, Бене приближался к змее.
В один момент оказавшись рядом, он одной рукой ухватил змею под голову, а другой схватил корону. Змея мелко задрожала, забила хвостом настолько часто, что Бене не смог ее удержать. Он не успел даже отскочить, а огромная пасть уже сомкнулась на его горле.
Королева змей, лишенная своей короны, сделалась обычной змеей. Она обмякла, обвисла и разжала челюсти.
Бене упал на скрадывающий все звуки стеклянный пол, в последнем жесте прижав руки к горлу. Еще несколько мгновений между его пальцами сочилась густая темная кровь.
Осторожно подошел король. Для начала он остановился у обмякшей змеи, поставил ногу ей на голову и с почти неслышным хрустом раздавил ей череп. Затем подошел к Бене, присел рядом с ним, переложил голову к себе на колени. Бене смотрел прямо и немного обиженно.
– Ну, извини, – сказал король, наклонившись, чтобы поцеловать холодный лоб Бене.
После чего поднялся, подхватил с пола маленькую золотую корону, убрал ее в карман и шагнул в одно из зеркал, неслышно поглотившее его и на секунду отразившее какой-то другой мир.
Когда Бенедикт вынырнул из неприятного липкого сна, в больничной палате, кроме него, была только молодая медсестра, заполнявшая какие-то бумаги. Увидев, что он проснулся, она заулыбалась и заговорщически поинтересовалась, готов ли он принять гостя.
– Что за гость? – спросил Бенедикт, пытаясь по ощущениям определить повреждения.
Очевидно сломанная рука, судя по гипсу, ну и на голове то ли шишка, то ли рассечение – побаливает и тянет. В остальном, кажется, все в порядке, никаких страшных травм, комы, руки-ноги шевелятся.
И без того большие глаза медсестры сделались еще больше.
– Матс Хуммельс!
– Ну да, – обреченно согласился Бенедикт. – Сам Матс Хуммельс…
Медсестра реактивно сменилась на писателя, который просунул в дверной проем сначала тонкий нос, потом голову, а затем и все остальное. Выглядел он неопределенно-растерянно и совершенно не вписывался в антураж обычной Гельзенкирхенской больницы.
– Как рука? – спросил Матс, стараясь смотреть куда-то в сторону и не спеша подходить ближе.
Он явно чувствовал себя здесь неуютно – и Бенедикт не собирался его здесь задерживать.
– Вот как-то так, – ответил он, приподняв руку в гипсе. – Все нормально.
Матс провел раскрытой ладонью по своим кудрям, зачесал их назад и откашлялся.
– Я считаю, что я должен извиниться. С шахтой была моя идея. Плохая идея, можно было просто посмотреть фотографии в гугле.
Немного подумав, Бенедикт кивнул. Он в любом случае не держал на Матса зла.
– Ничего.
Матс запустил руку в карман своего пиджака и достал оттуда конверт. Положил его на столик недалеко от руки Бенедикта.
– Я уезжаю уже завтра. Но если вдруг ты что-то узнаешь про эту легенду или про эту сказку, свяжись со мной, ладно? Это важная часть моей книги.
Бенедикт пожал плечами.
– Ладно.
Матс неопределенно махнул рукой, попрощался и ушел.
Бенедикт извернулся так, чтобы здоровой рукой дотянуться до столика, расположенного прямо у его загипсованной руки, и все-таки достал до конверта.
В конверте лежали деньги и визитная карточка.
Бенедикт вздохнул.
После того случая прошел, наверное, год или даже больше, прежде чем Бенедикт оказался в Мюнхене на конференции. «История и культура германских земель», секция «История и культура земли Северный Рейн-Вестфалия». Кроме него, поехал еще Ральф со своей темой Рура в войнах двадцатого века, да молодняк из музея дизайна и современного искусства. Вот и Бенедикт со своим докладом о Рурских легендах.
Он уже закончил и пробирался к выходу из зала, чтобы вдохнуть свежий воздух и наконец-то пообедать. На конференции предполагался стол, но только после того, как пройдут все секции. Бенедикт планировал еще пожить, причем долго и счастливо, поэтому обед требовался немедленно.
Уже на выходе из мюнхенского университета кто-то ухватил его за локоть. Бенедикт обернулся.
Матс Хуммельс собственной персоной стоял ступенью выше, щурился на него сквозь солнцезащитные очки и смотрелся совершенно уместно в сытом лощеном Мюнхене. А вот Бенедикт в своих джинсах и рубашке-поло чувствовал себя неуютно.
– Как рука? – спросил Матс.
Под мышкой он держал папку с документами конференции, а в руке – увесистый томик. Бенедикт в руках держал такую же папку, только в нее еще были вложены бумаги с его выступления. Бенедикт нервно скрутил папку в трубочку и похлопал ею себя по ладони.
– Отлично. Как… книга?
– Книга вот, – Матс помахал в воздухе книгой, которую держал в руках, затем перестал ее вертеть и продемонстрировал Бенедикту обложку – качественная фотография шахты Нордштерн, подсвеченной красным светом. – Я хотел подписать ее и прислать по почте, но раз уж мы оба здесь… Может, пойдем, выпьем пива?
Он снял очки и улыбнулся, видимо, чтобы казаться дружелюбнее.
Бенедикт поднял брови, тоже улыбаясь.
– Неужели ты пьешь пиво?
– Ну да.
– Может, и мясо ешь? – не унимался Бенедикт, вспомнив сначала про веганский ресторан, а затем про минералку и салат на столе.
– Ем, конечно, – Матс округлил глаза. – И даже матом иногда ругаюсь. Так что, по пиву?
– Ну, тогда можно и по пиву, – согласился Бенедикт.
Матс довольно улыбнулся и снова надел очки.
На яркое солнце набежали куцые тучи, с неба мелко брызнул летний дождь.
Пейринг/Персонажи: Бенедикт Хеведес, Матс Хуммельс. Второстепенные: Ральф Ферманн
Категория: джен, преслэш
Размер: миди (4964 слова)
Жанр: магический реализм, АУ
Рейтинг: PG-13
Саммари: увидеть змеиную свадьбу – к беде.
Ключ: «Это ли не то, что бывало со мной, это летний дождь встал над миром стеной, это ли не то, что бывает шутя, просто летний дождь вспоминает тебя». Леонид Агутин, «Летний дождь»
Примечания: Орст – район города Гельзенкирхен. А идея позаимствована у правдоруба.
Написано на Football Summer Workout Fest 2017.
читать дальшеМагия и ужас окутывали Бене с ног до головы. От магии – или от страха – покалывало кончики пальцев, от страха – или от магии – подкашивались ноги.
Мелко вибрируя, дрожали чистым звуком колокольчики. Иногда вступал гобой.
Под ногами Бене похрустывало нечто, в лучах палящего летнего солнца сверкающее алмазным блеском.
Мимо шли люди – нет, он назвал бы их людьми, если бы они таковыми являлись, но обилие ушей, лишних рук, хвостов говорило об обратном. Тянулись праздничные шлейфы, били Бене по ногам с ожесточенностью, несвойственной легкой ткани, оставляли синяки и порезы. Чтобы выжить в этом нескончаемом потоке существ, нужно было двигаться самому.
И Бене тоже шел, ступая осторожно, чтобы ненароком не отдавить кому-нибудь хвост, подол или лапу.
Впереди блестел в лучах солнца золотой свадебный шатер на высоком помосте.
Золотая ткань странно бликовала, отчего жених и невеста, облаченные в белое, светились неярким теплым светом.
И тем непонятнее было Бене, из-за чего он чувствует этот всепоглощающий животный страх.
Красивая невеста и красивый жених стояли рука об руку и принимали подарки. Стол рядом с ними был уставлен коробками, коробами и коробочками, некоторые мелко тряслись, другие неспешно ползли к краю, а из одной торчали ветвистые оленьи рога.
Бене похлопал себя по бокам – в карманах было пусто. Он явился на свадьбу без подарка.
И вот подошла его очередь.
Отсутствие подарка заметила и невеста. Окатив Бене презрительным взглядом чаровнических желтоватых глаз, она брезгливо скривилась.
– Милый, – певуче сказала она, хотя было в ее речи что-то инородное, то ли чужое, то ли попросту лишнее, что заставляло волноваться, – гость с твоей стороны не принес нам подарок.
Жених тоже посмотрел на Бене – глаза жениха были совершенно человеческими, карими с небольшой зеленцой. Что-то такое было в них – то ли упрек, то ли насмешка, то ли что-то еще – что заставило Бене смутиться и отвести взгляд.
Бене поднял руки, подцепил со своей шеи цепочку с золотым крестиком, теплым от тела, снял его через голову и протянул перед собой.
– Подарок, – неслышным от волнения голосом сказал он.
Невеста его проигнорировала, поправляя в иссиня-черных волосах небольшую золотую корону. И только жених протянул руку, взял крестик и сжал в руке.
– Маленькая крупица – тоже золото, – мягко заметил он, обращаясь к своей невесте.
Невеста показала тонкий раздвоенный язык и наклонила голову. Жених принялся выпутывать из короны длинные пряди ее волос.
Бене отступил и провалился в пустоту за помостом.
На слепящее солнце медленно наползла небольшая куцая туча, не сумевшая перекрыть его целиком. С неба закапал легкий летний дождь.
Утренняя темнота не была кромешной. В комнате смутно угадывались знакомые очертания: угол телевизора на фоне светлой стенки, кружка с водой на прикроватном столике, ворох сбитого одеяла, покосившийся купол напольной лампы.
Вставать не хотелось. Спать тоже не хотелось, но вставать и идти в промозглую Гельзенкирхенскую осень – особенно.
– Встаем, Хеведес, – строго сказал он сам себе.
До выходных оставалось два дня, каких-то два дня.
Цольферайн все так же стоял на месте со всеми своими прилегающими территориями. Несмотря на то что уже рассвело, еще не погасли последние огни ночного освещения. Вечером и ночью шахта и сопутствующие постройки подсвечивались таинственным красным, отчего это место очень любили местные (и не только) фотографы и фрики.
Ну а Бенедикт был всего лишь работником музея Рурского региона, неспособным оценить все новое и современное – даже музей дизайна в соседнем помещении.
На обеде к нему подсел Ральф Ферманн из музея «Дорога угля», они немного поговорили про трудности, то и дело возникающие в процессе курирования проекта «Путь индустриальной культуры», в котором оба были заняты.
– Кстати, о культуре, – довольно неожиданно сменил тему Ральф. – Чудится мне, что ты когда-то рассказывал о своей научной работе. Легенды и мифы региона, что-то вроде, да?
Бенедикт кивнул. Свою научную работу он нежно холил и лелеял, но проект, с которым приходил работать в музей, так и не реализовал. Концепция насквозь индустриального музея никак не позволяла это сделать.
– Наши притащили из Мюнхена писателя, – пояснил Ральф. – Может, тебе что-то говорит фамилия Хуммельс?
Бенедикт неопределенно кивнул. Может, и говорила, он не был уверен.
– Ну вот, я тоже не читал, что он там пишет, но говорят, что он родился недалеко от Кельна, поэтому он как бы наш автор, и вот он будет у нас презентовать свою последнюю книгу, в которой то ли главный герой здесь родился, то ли действие книги у нас происходит, в общем, что-то такое… А этот автор еще в Мюнхене возьми и скажи, что следующая книга будет целиком посвящена Вестфалии, типа, он сейчас сюда поедет как раз для того, чтобы пошариться по архивам, пообщаться с местными. И что весь сюжет будет построен на местных легендах. Как это…
Ральф старательно нахмурился и, видимо, по памяти процитировал того самого автора:
– Популярный в наши дни жанр «магический реализм». Как реализм может быть магическим?
Бенедикт сморщил нос, как бы показывая, что нет, не знает, да, понимает, к чему все дело идет.
– В общем, – резюмировал Ральф, – заплатить тебе не заплатят, конечно, но начальство обещало дать дополнительный выходной к тем, когда писатель захочет тебя забрать. Ну и всякие там благодарности музею и лично тебе в предисловии, и книжку с автографом музею подарит, и презентует ее у нас, вот это вот все.
– Я так понимаю, выбора у меня особо нет? – спросил Бенедикт.
– А ты что, против? – удивился Ральф
Действительно, как это? Мало того, что дадут дополнительный выходной, так еще и есть возможность потрепаться на любимую тему.
В общем-то, Бенедикт еще не знал, почему его смущает эта идея, но на всякий случай сделал вид, что не то что против, но сомневается.
– Точно не заплатят? – уточнил он. – В смысле, неотхоженных выходных у меня и так накопилось, я все жду, когда они превратятся в месяц или в деньги.
Ральф с сомнением на него покосился.
– Ну, может и заплатят. А вообще, с автора стряси. Ладно, Бене, – Ральф хлопнул ладонью по столу и поднялся на ноги. – Я побежал, автору дадут твой номер, только ты предупреди кого-нибудь, что будешь отсутствовать, окей?
– Окей, – согласился Бенедикт. – Когда он приезжает-то?
– Через пару дней, – ответил Ральф, уходя.
Бенедикт облокотился на стол и тоскливо вздохнул. Через пару дней – это наверняка день в день в его выходные, о которых он так мечтал.
Не зря же ему так не хотелось соглашаться.
Бенедикт даже погуглил специально, что это за Хуммельс такой. В целом, ему хватило бы и той информации, которой располагал Ральф, но хотелось, во-первых, посмотреть на этого писателя, а во-вторых, почитать хоть, что он там пишет.
Если уж совсем какую-нибудь порно-ересь, то можно попросить, чтобы его имя нигде не фигурировало.
Но все оказалось вовсе не так страшно, как Бенедикт успел себе нафантазировать. Даже смазливое лицо писателя казалось ему чем-то знакомым – может, из рекламы или из фотографий с какой-нибудь презентации.
Как задницей чувствуя, когда наступает самое неудобное время, писатель позвонил в середине дня субботы, когда Бенедикт под пиво наблюдал за тем, как Шальке лениво пинает мяч в направлении ворот одной из Боруссии, а затем обратно.
– Матс Хуммельс, – представился писатель приятным голосом. – Бенедикт, мне сказали, что вы примете непосредственное участие в создании моей новой книги. И что вы лучший специалист по мифами и легендам Рурского региона. Не обманули?
Говорил писатель… ну, как и положено, наверное, писателю. Так, как будто писал книгу, а не разговаривал по телефону. Бенедикт передернул плечами, как будто собеседник мог его видеть. А что он мог сказать? Да, лучший, потому что единственный? Потому что легенд у нас кот наплакал, да и те – в основном у кого-нибудь спертые?
– Допустим, – уклончиво ответил Бенедикт, не придумав ничего умнее.
– Если вы сейчас свободны, может, мы могли бы встретиться? Скажем, ресторан «Зодиак» через полтора часа?
Бенедикт тоскливо посмотрел на телевизор, на часы, недовольно посопел и уточнил:
– Вы что, не смотрите сейчас футбол?
– Бавария играла вчера, – ответил писатель.
– А, ну, извините, – буркнул Бенедикт.
– Хорошо, я вас понял. Тогда через два часа в вюрстхаусе на Кортумштрассе, договорились? Веганский ресторан нам точно не подойдет.
– Вот уж спасибо, – почти неслышно ответил Бенедикт. – Хорошо.
Недорогой и хорошо знакомый вюрстхаус в любом случае куда лучше веганского ресторана, в который мало того что ехать аж в Эссен, так еще и не покормят толком.
Молодой и прогрессивный писатель Матс Хуммельс выглядел так, что еще лет десять-двадцать назад его бы тут непременно побили. И дело было, наверное, не только в том, как он одевался, но еще и в немного надменном выражении на красивом слегка небритом лице. Бенедикт задумчиво поскреб щетину на щеке – у него вот никак не получалось выглядеть таким непосредственно-изящным, даже когда он был гладко выбрит.
Найти Матса было несложно. Во-первых, Бенедикт уже знал, как он выглядит, а во-вторых, сразу увидел, к кому подходят сфотографироваться.
Это было просто удивительно: неужели он и правда настолько популярный писатель, что его знают даже в Рурской глуши?
Бенедикт подошел к его столу. По Матсу можно было сказать, что он устал – может, только что прилетел или просто задолбался раздавать автографы, – но все равно натянул улыбку и поднял на Бенедикта взгляд.
– Где расписаться?
– На книге потом распишетесь, – ответил Бенедикт, и только после этого подумал, что это было довольно невежливо.
Но писатель заметно приободрился, улыбнулся чуть более естественно и подозвал официанта.
– Заказывайте, а пока нам будут готовить – мы пообщаемся, хорошо?
Бенедикт заказал как обычно: карривюрст, салат и – украдкой покосившись на Матса – все-таки пиво.
У того на столе стояла бутылка минералки и тарелка с каким-то насквозь полезным салатом. Бенедикт, конечно, это никак не прокомментировал, но мнение свое составил.
– Ну что, мой друг, – писатель сцепил длинные пальцы и устроил на них подбородок – наверное, это отлично действовало на издателей, но Бенедикту показалось очень странным, – для начала я расскажу вам немного о нашей книге.
Бенедикт кивнул, не став интересоваться, когда это книга успела стать «нашей», то есть их, общей.
– Что управляет человеком? – явно издалека начал Матс. – Его потребности. Большинство потребностей удовлетворяется при помощи денег. Деньги – это золото. Золото управляет человеком.
Бенедикт нахмурил брови. Как бы окей, но больно глубокомысленно.
– В легендах две проблемы: золото и любовь, так? Так. Про любовь меня не интересует. Мне нужны истории про золото, про тех, кто предает из-за него, и тех, кто не предает. Найдем что-нибудь?
– Думаю, да.
Они еще немного поговорили. Точнее, говорил Матс, рассказывал свою идею, план книги, а Бенедикт только смотрел на него, кивал и старательно пытался проникнуться всем этим.
И только прекрасный, как и обычно, вюрст несколько скрасил ситуацию.
Бенедикт оживился только один раз: сам не понимая, почему, среагировал на словосочетание «королева змей».
– Еще раз, – попросил он.
– Королева змей, – повторил писатель. – Голубой грот, который ведет в Змеиный город. Вы знаете эту легенду?
– Найдем, – односложно ответил Бенедикт.
Он слышал только сказку, но был уверен, что если очень сильно постарается, сможет найти первоисточник.
Договорились на следующий день, ближе к вечеру, отправиться на экскурсию в шахту Нордштерн. Для того, чтобы тщательно к ней подготовиться, Бенедикт быстро поужинал, сделал несколько записей того, что было наиболее интересно Матсу, и откланялся.
Компания утонченного и слегка странноватого писателя была ему… ну, не очень. Рурцы все-таки очень сильно отличались от мюнхенцев, даже если последние родились где-то неподалеку от Кельна.
С самого дня свадьбы в городе шел дождь. Легкий, едва моросящий, при голубом сияющем солнечном небе. В других местах такой дождь называют лисьей свадьбой, но Бене отлично знал, что это свадьба была змеиная.
В Змеином городе других свадеб не бывает.
Над городом бродили тени.
Тени бродили и на душе у Бене – с того самого дня.
Он занимался своими кузнеческими делами и старался не думать о том, что пережил. Потому как, когда начинал вспоминать – неизменно начинал жалеть, что отдал свой крестик брачующимся. На кой змеям крестик? Только что золото. Малая крупица – тоже золото, как-то так сказал жених, а ныне – змеиный король.
Работа не шла, подкова не ковалась – а подкова всегда значила удачу. Так вот, Бене никак не мог сковать свою удачу.
Потому и совсем не удивился, когда в дверь постучали. Да как – от души: три быстрых удара, затем еще через паузу, а потом и ногой добавили.
Бене открыл, недоумевая, что там может быть за спешка.
На пороге стоял змеиный король. Только выглядел он не совсем как король: черные кудри намокли под дождем и липли к лицу, белые одежды сделались какими-то серыми, а местами коричневыми, и тоже липли к телу. А в глазах – не то страх, не то удивление, не то что-то еще, что Бене понять так и не смог. Он только открыл рот, а король уже оказался в его доме.
С короля текла вода, как в иных сказках, но он молчал, отряхивая потяжелевшие рукава своей рубашки. Замочил самого Бене, стоящего рядом, замочил висящие у камина и сушащиеся подштанники.
Подштанники Бене все-таки убрал – неприлично как-то.
– Извините, – осторожно начал он.
Король вглядывался в него с сомнением и неуверенностью, как будто не до конца понимал, кто стоит перед ним.
Бене же, наоборот, понимал слишком хорошо, поэтому смотрел настороженно и больше наладить контакт не пытался. Промолчал даже, когда король собственной персоной прошел к камину и сел в кресло рядом, хотя одежда его все еще была мокрой.
Бене ничего не сказал – даже возгордился своей сдержанностью – и пошел ставить чайник.
Привычные домашние дела так успокаивали, что он даже забыл о том, что в доме кто-то есть. Поэтому, когда король заговорил, он едва не выронил кружку из рук.
– Говорят, что ты знаешь, как попасть в голубой грот.
Бене разлил чай в две кружки и понес одну королю. Тот с сомнением потянул теплый пар тонким носом и все-таки чай пригубил, выжидающе глядя на Бене.
Бене немного помолчал, после чего подтащил табурет и сел. От камина тянуло приятным теплом, от короля – сыростью и какой-то тоской.
– Я знаю, как попасть к голубому гроту, – уклончиво ответил Бене. – А как попасть внутрь – нет.
– Проведешь меня? Что возьмешь за это?
Бене растерялся.
– Там же ничего нет.
– Там ничего нет, если ничего не ожидаешь увидеть. Так что?
– Проведу. Просто так.
– Тебе совсем ничего не нужно? – удивился король, но был в его вопросе какой-то подвох, который только сильнее убедил Бене в правильности его решения.
– Совсем ничего.
Дорога до голубого грота заняла у них почти два дня. Все это время они не разговаривали – останавливались на привал, разбивали палатку, жгли костер. Ночами вокруг кружили змеи.
Король был грустен и задумчив, а Бене просто не лез, разогревая на костре вареное мясо, от которого король обычно воротил тонкий нос.
У самого грота они снова остановились на ночь. Король грел руки у костра, Бене шарился по сумке в поисках еды. Еды не было, о чем он и сказал. Его голос прозвучал в тишине неожиданно зло.
Король пожал плечами. Он и так ничего не ел.
– Сядь сюда, – попросил король.
Бене бросил сумку на землю, чуть не придавив какую-то нерасторопную змейку, подошел к костру и сел рядом с королем. Король устроил локти на коленях, переплел длинные пальцы, устроил на них подбородок.
– Ты точно не хочешь ничего попросить взамен за то, что проделал всю эту дорогу?
Бене прислушался к себе и ответил:
– Точно.
– Почему? Обычно людям нужно золото. Золото – это деньги. Деньги решают почти все человеческие проблемы.
– У меня нет человеческих проблем, – ответил Бене. – А те, что есть, деньгами не решаются.
Костер тихо щелкал и постреливал. Но они смотрели выше: туда, где из почти невидимого в темноте провала в земле пробивался голубоватый неземной свет.
– Зачем вам туда? – спросил Бене.
Ему было нехорошо от этого света, мокли ладони, а по спине ползла неприятная дрожь. Даже представить, что кто-то захочет своей волей попасть в этот грот, было страшно.
– Это выход, – неопределенно ответил король.
– Это вход, – не согласился Бене.
– Голубой грот – это вход и выход, – уклончиво согласился король. – Для меня это – выход. Этот город – только часть целой страны. Это только начало, форпост дивного нового мира. Но ты не ищешь выход отсюда. Откуда ты узнал про этот грот?
Бене поднял руку и указал куда-то наверх, на небо. Король поднял голову, не узнавая ни одной звезды.
– Северная звезда – единственная яркая звезда на небе. Если идти за ней – то придешь к голубому гроту. Если идти дальше – наверное, придешь еще куда-нибудь.
– За гротом ничего нет, – заметил король. – Но в гроте – и дальше – целый мир.
– Тогда почему вы не идете туда, если это так для вас важно?
Король посмотрел на него темными глазами, в которых отражался костер.
– Потому что я боюсь перемен.
Бене нашел его руку в отблесках огня и несильно ее сжал. Рука короля была такой же холодной, как и его собственная.
– Не бойтесь, перемены всегда к лучшему.
Король усмехнулся и начал подниматься.
– Тогда пойдем?
Бене, только начавший подниматься следом за ним, отдернул руку и сел назад.
– Я тоже? Нет, я не пойду. Зачем мне это? Если бы я хотел уйти, я бы уже узнал, что там, за гротом.
Король наклонился, взял его за обе руки и потянул к себе, заставляя подняться.
– Только чистый сердцем герой может войти в этот грот. Один я – не смогу. Только с тобой. Возьмешь меня с собой?
Вокруг трещали змеи, постреливал жалящими искрами костер.
– Если мы задержимся еще немного, королева змей найдет нас и убьет обоих, – как бы невзначай заметил король.
– Это некрасиво с вашей стороны, – сварливо ответил Бене.
Может, сердце у него было и ничего, но кому понравится, когда его шантажируют или просто обещают скорую смерть.
– Я пойду, – смиренно сказал Бене. – Мы пойдем прямо сейчас, пока я не передумал. Ну, и пока королева нас не нашла.
Он начал затаптывать костер.
– Не туши огонь, – сказал король, взяв его за руку. – Змеи его не любят.
Не затушив костер и не собрав палатку, они вместе пошли по направлению к холодному голубому свету из-под земли.
Уже у самого грота, когда свет, став осязаемым, начал постепенно поглощать их, Бене погрузился в него почти по плечи, а король вдруг замер, дернулся, вскрикнул.
Решив, что король снова испугался, Бене с силой потянул его за собой.
Так они оказалась в голубом гроте втроем.
Внутри шахты Нордштерн, как и в той, где работал Бенедикт, находилось выставочное пространство. Но стоило свернуть не туда, зайти не в ту дверь (предполагалось, что либо добропорядочный немец не пойдет туда, куда ему не положено, либо это будет фотограф-любитель-индустриализма, у которого, конечно, есть разрешение) – и начиналось царство педантичной, тщательно поддерживаемой разрухи.
– Нас не остановят? – спросил Матс, спускаясь позади него по металлической, чуть поскрипывающей лестнице.
– У меня есть пропуск, – ответил Бенедикт, не уточняя, что пропуск этот работника музея шахты Цольферайн, а никак не Нордштерн.
– Северная звезда, – задумчиво пробубнил позади писатель. – Звучит очень поэтично, а выглядит как помойка.
– Это же шахта, а не замок Людвига Баварского, – буркнул в ответ Бенедикт, несколько обиженный за индустриальное Рурское наследие.
– Ладно, а почему Северная звезда?
Они спустились с шаткой лестницы, оказавшись в приятном шахтенном полумраке. Искусственное освещение давало желтоватый оттенок, по лицам бродили страшные тени. Бенедикту немного не хватало света, чтобы чувствовать себя достаточно уютно.
В этом свете прилично одетый писатель смотрелся совершенно неуместно.
– Есть две версии, – ответил Бенедикт после недолгой паузы, во время которой пытался сориентироваться, куда идти, – одна поэтичная, другая правдивая. Какую рассказать?
– Обе, – Матс наступил во что-то и остановился, с подозрением оглядывая подошву.
Пошаркав ею по каменному полу, он недовольно заметил:
– Тут довольно чисто. Я ожидал, что будет хуже.
– Ну да, здесь нет деревянных распорок и склизких стен. И чумазых шахтеров с фонариками на лбах. Производство прекратилось только в девяностых годах.
– Это больше похоже на чистую канализацию, чем на шахту.
– Ну, извините. Значит, версии. Поэтичная: путеводная северная звезда, которая поведет за собой европейскую индустриализацию, на которую будут равняться другие страны, ну, одним словом, это отлично для газетных заголовков: «Северная звезда Рура: прошлое, настоящие и будущее угля».
– Отвратительно звучит, – мимоходом заметил Матс.
– Не очень-то и хотелось, – насупился Бенедикт. – Значит, жизненная: в конце девятнадцатого века это была самая северная шахта Германии, в общем, захотелось, так и назвали.
Под ногами появились рельсы, каменный монолит сменился тем, что, видимо, изначально ожидал увидеть писатель: трубы на полу, многочисленные ответвления, редкая капель с потолка, ржавчина и плесень.
– Отвратительно, – неопределенно повторил Матс, хотя в его голосе звучало что-то, похожее на восхищение. – Мы отсюда вообще выберемся? Есть карта?
Бенедикт повел плечами.
Они свернули в левый рукав (Бенедикт был уверен, что если всегда сворачивать налево, то не потеряешься) и оказались в небольшом пустом зале. У стены находился тяжелый деревянный стол с несколькими ящиками. Воодушевившись, писатель направился к нему. Подергал за ручки, оторвал одну из них, но ящики так и не открыл.
Матс обернулся, глянул на Бенедикта через плечо:
– Мы можем сломать?
Бенедикт покачал головой. Единственная мигающая лампочка не давала толком рассмотреть стол, но даже так можно было понять – сделан он был на совесть.
– Ладно, – неопределенно согласился Матс и оставил стол в покое.
От Бенедикта не укрылось, что ручка от ящика отправилась в карман писателя, но он не стал ничего говорить.
– А это что?
Бенедикт неопределенно мыкнул и повернул голову туда, куда указывал Матс. Из ближайшего к ним коридора пробивался едва заметный голубоватый свет. Если бы Бенедикт верил в магию, он бы, пожалуй, сказал бы, что это было похоже на нечто… магическое.
– Инопланетяне? Масоны? – предположил Матс, которому Бенедикт не позволил пойти вперед первым.
Осторожно переступая через разбросанные по полу ржавые трубы, Бенедикт двинулся по коридору.
– Думаю, это мощная энергосберегающая лампа. Может, отражается от воды.
Они оба оказались неправы. Никаких инопланетян, масонов, воды и ламп. Просто коридор, из которого они вышли, упирался в вертикальную шахту. Металлический балкончик из тонких перекладин выглядел довольно надежно, хоть и нависал над пропастью.
Источника света нигде не было, что не мешало самому свету быть. Голубоватое свечение стелилось под ногами, навевая мысли не то о тумане, не то почему-то о холодном море.
Задерживая дыхание, Матс прошел чуть вперед, сел на самый край балкончика, свесив ноги вниз и облокотился на перила. Бенедикту было страшно даже сдвинуться с места, ему казалось, что металлические сваи, из которых состояли несколько балконных этажей, уходящих глубоко вниз, просто разъедутся у него под ногами. Поэтому он остался стоять в коридоре.
Матс молчал, положив подбородок на руки, сложенные на перилах. Бенедикт терпеливо ждал.
– Красиво, – вдруг сказал писатель, глядя вниз, туда, где ноги в дорогих ботинках болтались над тьмой.
Бенедикт с сомнением хмыкнул. В его представлении здесь не было ничего красивого – высоко, опасно, странно, но никак не красиво.
– Свет этот странный, – начал рассуждать Матс. – Может, там, глубоко внизу голубой грот, как в сказке? Полностью голубые стены, золото, вода, отражение, голубоватый туман, который поднимается снизу… Тишина такая.
– Хотите проверить свою теорию? – фыркнул Бенедикт.
– Нет, – Матс передернул плечами, видимо, представив, что для этого нужно. – Ты собирался выяснить что-нибудь про королеву змей.
Бенедикт почесал нос. Ничего он толком не узнал, только освежил в воспоминаниях сказку. Но, судя по всему, Матс и сам ее отлично знал.
– Только сказку нашел, – виновато ответил Бенедикт.
– Ну давай сказку, – немного разочарованно ответил Матс.
На одном острове завелись змеи. Жители отправились к своему старейшине и спросили, как им быть. Тот ответил, что, должно быть, змеиная королева поселилась рядом с ними и что она созывает свое войско для того, чтобы уничтожить весь остров. Королеву можно было обнаружить по небольшой золотой короне на голове, но убить ее было трудно – а выжить при этом еще труднее. Никто не решился искать королеву, всем была дорога жизнь. И только внук самого старейшины не боялся смерти. Он отправился в море, где обнаружил пещеру, а в пещере – грот, наполненный голубым светом и голубой водой. Вокруг него были змеи – сотни, тысячи шипящих и извивающихся созданий. Была там и королева. Еще секунду назад извивавшаяся змеей, теперь перед ним стояла прекрасная девушка с длинными черными волосами, в белом платье и маленькой золотой короной в волосах. Она предложила внуку старейшины стать ее мужем, ее королем, жить вместе с ней в роскошном и великолепном змеином городе – после того, конечно, как они захватят этот остров. Но золото, драгоценности и власть не соблазнили юношу, и он уже знал, как ему совладать с королевой змей. Притворившись согласным, он приблизился к королеве, схватил корону с ее головы и кинулся бежать. Он вернулся домой, где старейшина дал ему совет сжечь корону – ведь змеи не любят огонь. Стоило юноше опустить корону в костер, как раздался невероятной силы крик и вслед за короной в огонь кинулась черная змея с белыми полосами по бокам.
Там остров спасся от змей.
– Все не так, – сварливо сказал Матс.
Он не оборачивался, и его голос уходил куда-то вниз. Бенедикт с трудом разбирал, что говорит писатель.
– Что не так?
– Все. Внук старейшины – бедняк, у которого нет ни родителей, ни друзей, ни денег, иначе бы он не решился идти на верную смерть. Он принимает предложение – корону – змеиной королевы. Для этого всего и нужно, что съесть сердце еще живой гадюки. Ему кажется, что он сможет убедить невесту не уничтожать остров – но у него не выходит. А скоро и сам он начинает думать, что так и нужно. Такая вот история змеиного короля, которого прельщает золото и власть.
Бенедикт неопределенно пожал плечами. Его не удивил такой поворот сюжета: просто писательское воображение уже начало свою работу.
– Подойди ближе, с кем я разговариваю?
Бенедикт неохотно двинулся вперед, глядя себе под ноги.
Раздался звук, как будто что-то мелкое упало вниз, ударяясь о нижние балконы, одна из перекладин, составляющих пол, мелко задрожала и уехала под ногой Бенедикта.
Бене упал на голубой пол, больно ударившись руками и коленями. Когда он отряхнулся и посмотрел назад, король оказался уже на другой стороне грота. Между Бене и королем стояла она – всклокоченная, злая, очень обиженная королева. Она ничего не сказала, наклонилась – и спустя мгновение на хвосте стояла, вытянувшись высоко вверх, и чуть покачивалась гигантская черная змея с белыми полосами по телу.
Бене планировал еще жить, причем долго и счастливо, поэтому он замер на месте, как испуганный заяц. Король у давней стены тоже замер. Но то были не стены – зеркала, в которых ничего не отражалось, как будто грот был пуст.
Потеряв к Бене интерес, змея повернула голову к своему суженому и высунула длинный раздвоенный язык.
Взгляд короля сделался жалобным, испуганным и обратился не к королеве, а к нему, к Бене.
Это было ужасно – ведь Бене так хотел жить долго и счастливо. Но ему ничего не оставалось – он ведь не мог отказать королю в его безмолвной просьбе. Тихо, стараясь не привлекать внимания, Бене поднялся на ноги. Пол из того же странного неотражающего стекла, что и стены, скрадывал звуки. Отсутствие отражений играло на руку Бене.
Пока король пятился, понимая, что спрятаться ему негде, Бене приближался к змее.
В один момент оказавшись рядом, он одной рукой ухватил змею под голову, а другой схватил корону. Змея мелко задрожала, забила хвостом настолько часто, что Бене не смог ее удержать. Он не успел даже отскочить, а огромная пасть уже сомкнулась на его горле.
Королева змей, лишенная своей короны, сделалась обычной змеей. Она обмякла, обвисла и разжала челюсти.
Бене упал на скрадывающий все звуки стеклянный пол, в последнем жесте прижав руки к горлу. Еще несколько мгновений между его пальцами сочилась густая темная кровь.
Осторожно подошел король. Для начала он остановился у обмякшей змеи, поставил ногу ей на голову и с почти неслышным хрустом раздавил ей череп. Затем подошел к Бене, присел рядом с ним, переложил голову к себе на колени. Бене смотрел прямо и немного обиженно.
– Ну, извини, – сказал король, наклонившись, чтобы поцеловать холодный лоб Бене.
После чего поднялся, подхватил с пола маленькую золотую корону, убрал ее в карман и шагнул в одно из зеркал, неслышно поглотившее его и на секунду отразившее какой-то другой мир.
Когда Бенедикт вынырнул из неприятного липкого сна, в больничной палате, кроме него, была только молодая медсестра, заполнявшая какие-то бумаги. Увидев, что он проснулся, она заулыбалась и заговорщически поинтересовалась, готов ли он принять гостя.
– Что за гость? – спросил Бенедикт, пытаясь по ощущениям определить повреждения.
Очевидно сломанная рука, судя по гипсу, ну и на голове то ли шишка, то ли рассечение – побаливает и тянет. В остальном, кажется, все в порядке, никаких страшных травм, комы, руки-ноги шевелятся.
И без того большие глаза медсестры сделались еще больше.
– Матс Хуммельс!
– Ну да, – обреченно согласился Бенедикт. – Сам Матс Хуммельс…
Медсестра реактивно сменилась на писателя, который просунул в дверной проем сначала тонкий нос, потом голову, а затем и все остальное. Выглядел он неопределенно-растерянно и совершенно не вписывался в антураж обычной Гельзенкирхенской больницы.
– Как рука? – спросил Матс, стараясь смотреть куда-то в сторону и не спеша подходить ближе.
Он явно чувствовал себя здесь неуютно – и Бенедикт не собирался его здесь задерживать.
– Вот как-то так, – ответил он, приподняв руку в гипсе. – Все нормально.
Матс провел раскрытой ладонью по своим кудрям, зачесал их назад и откашлялся.
– Я считаю, что я должен извиниться. С шахтой была моя идея. Плохая идея, можно было просто посмотреть фотографии в гугле.
Немного подумав, Бенедикт кивнул. Он в любом случае не держал на Матса зла.
– Ничего.
Матс запустил руку в карман своего пиджака и достал оттуда конверт. Положил его на столик недалеко от руки Бенедикта.
– Я уезжаю уже завтра. Но если вдруг ты что-то узнаешь про эту легенду или про эту сказку, свяжись со мной, ладно? Это важная часть моей книги.
Бенедикт пожал плечами.
– Ладно.
Матс неопределенно махнул рукой, попрощался и ушел.
Бенедикт извернулся так, чтобы здоровой рукой дотянуться до столика, расположенного прямо у его загипсованной руки, и все-таки достал до конверта.
В конверте лежали деньги и визитная карточка.
Бенедикт вздохнул.
После того случая прошел, наверное, год или даже больше, прежде чем Бенедикт оказался в Мюнхене на конференции. «История и культура германских земель», секция «История и культура земли Северный Рейн-Вестфалия». Кроме него, поехал еще Ральф со своей темой Рура в войнах двадцатого века, да молодняк из музея дизайна и современного искусства. Вот и Бенедикт со своим докладом о Рурских легендах.
Он уже закончил и пробирался к выходу из зала, чтобы вдохнуть свежий воздух и наконец-то пообедать. На конференции предполагался стол, но только после того, как пройдут все секции. Бенедикт планировал еще пожить, причем долго и счастливо, поэтому обед требовался немедленно.
Уже на выходе из мюнхенского университета кто-то ухватил его за локоть. Бенедикт обернулся.
Матс Хуммельс собственной персоной стоял ступенью выше, щурился на него сквозь солнцезащитные очки и смотрелся совершенно уместно в сытом лощеном Мюнхене. А вот Бенедикт в своих джинсах и рубашке-поло чувствовал себя неуютно.
– Как рука? – спросил Матс.
Под мышкой он держал папку с документами конференции, а в руке – увесистый томик. Бенедикт в руках держал такую же папку, только в нее еще были вложены бумаги с его выступления. Бенедикт нервно скрутил папку в трубочку и похлопал ею себя по ладони.
– Отлично. Как… книга?
– Книга вот, – Матс помахал в воздухе книгой, которую держал в руках, затем перестал ее вертеть и продемонстрировал Бенедикту обложку – качественная фотография шахты Нордштерн, подсвеченной красным светом. – Я хотел подписать ее и прислать по почте, но раз уж мы оба здесь… Может, пойдем, выпьем пива?
Он снял очки и улыбнулся, видимо, чтобы казаться дружелюбнее.
Бенедикт поднял брови, тоже улыбаясь.
– Неужели ты пьешь пиво?
– Ну да.
– Может, и мясо ешь? – не унимался Бенедикт, вспомнив сначала про веганский ресторан, а затем про минералку и салат на столе.
– Ем, конечно, – Матс округлил глаза. – И даже матом иногда ругаюсь. Так что, по пиву?
– Ну, тогда можно и по пиву, – согласился Бенедикт.
Матс довольно улыбнулся и снова надел очки.
На яркое солнце набежали куцые тучи, с неба мелко брызнул летний дождь.
Название: Still that summer I cannot bear
Пейринг/Персонажи: Пауло Дибала/Хамес Родригес. Эпизодические: Клаудио Маркизио, Криштиану Роналду, Зинедин Зидан, Джиджи Буффон, Карло Анчелотти, Серхио Рамос, Жерар Пике
Категория: слэш, джен
Размер: 13 984 слова
Жанр: мафия!АУ, драма
Рейтинг: R
Саммари: Когда начались неприятности, у Пауло и Хамеса оказалось намного больше общего, чем им хотелось.
Примечания: смерть третьестепенного персонажа и мальчики матом ругаются
Ключ: «Black rocks and shoreline sand, still that summer I cannot bear, and I wipe the sand off my arms. The Spanish Sahara, the place that you'd wanna leave the horror here». Foals, «Spanish Sahara».
Написано на Football Summer Workout Fest 2017.
ссылка для чтения
Пейринг/Персонажи: Пауло Дибала/Хамес Родригес. Эпизодические: Клаудио Маркизио, Криштиану Роналду, Зинедин Зидан, Джиджи Буффон, Карло Анчелотти, Серхио Рамос, Жерар Пике
Категория: слэш, джен
Размер: 13 984 слова
Жанр: мафия!АУ, драма
Рейтинг: R
Саммари: Когда начались неприятности, у Пауло и Хамеса оказалось намного больше общего, чем им хотелось.
Примечания: смерть третьестепенного персонажа и мальчики матом ругаются
Ключ: «Black rocks and shoreline sand, still that summer I cannot bear, and I wipe the sand off my arms. The Spanish Sahara, the place that you'd wanna leave the horror here». Foals, «Spanish Sahara».
Написано на Football Summer Workout Fest 2017.
ссылка для чтения
четверг, 06 июля 2017
Название: Красный рыцарь замка Гродзец
Автор: Йоонст.
Размер: миди (6 132 слова)
Пейринг/Персонажи: Пауло Дибала, польская сборная (не вся), эпизодически — Лоран Косельни и Клаудио Маркизио
Категория: джен
Жанр: драма, мистика, мифология!АУ
Рейтинг: PG-13
Саммари: У замка Гродзец своя история и свои хозяева.
читать дальшеВойна доходила до Гродзеца лишь отголосками: далекими всполохами, канонадными раскатами, гулом самолетов в небе.
Вокруг замка стояла мертвая тишина. Лес молчал, усыпленный возвращением хозяина.
А Болеслав видел то, чего боялся больше всего в жизни: войну, ступившую на порог Гродзеца.
В огромном зеркале в старой раме плескался пожар. С треском рушились деревянные перекрытия замка. Обугливался и без того темный старый камень. Догорал полощущийся на ветру и в огне флаг.
Болеслав метался по комнате, будто бы пожар мог вырваться из зеркала и перекинуться на реальный камень настоящего, не отраженного замка Гродзец. Он собирал вещи, пихая, что придется, в саквояж.
Скарбник тяжело вздохнул и подтянул к себе саквояж, чтобы перебрать и уложить вещи ровно.
— Уезжаешь? — сварливо спросил дух.
Болеслав ничего не ответил, только мотнул головой в сторону зеркала.
Дух пожал плечами.
— Мы-то не видим, что там.
Но Болеслав его не слушал. Следующим же днем он уехал из замка, чтобы никогда туда больше не возвращаться.
А через месяц от шального заряда загорелся лес вокруг замка; вскоре сгорел и сам замок Гродзец.
Когда Пауло открыл глаза, потолок ничем не отличался от всего, увиденного им раньше. Та же люстра в стиле хай-тек, те же прямые лучи света, такие же, как всегда, мелькающие в воздухе пылинки.
Многие из его однокурсников отдали бы руку (две?), чтобы после выпуска работать в Италии. Пауло это ничего не стоило — связи матери, помноженные на связи отца, и вот он уже сотрудник одной из крупных Туринских фирм с филиалами по всему свету. Вопрос, ехать ли в Италию после университета, не стоял: вы что-то слышали о аргентинском машиностроении? А о «Фиате»? «Феррари»? «Мазерати»? Вот то-то же.
То, что для других было лишь недостижимой мечтой, для Пауло было обыденностью. Причем, нужно сказать, обыденностью довольно унылой. Кроме того, что Турин был столицей итальянского машиностроения и городом, в котором располагалась штаб-квартира «Фиата», интересного в нем не было ровным счетом ничего, потому как палаццо, замки и барокко Пауло не интересовали.
Ответа на вопрос, что же на самом деле интересовало Пауло, не знал даже он сам.
Поэтому каждое утро начиналось у него именно так: медленно, тягуче, в попытке осознать самого себя и свое место в этой жизни. А потом звенел будильник. Почему нельзя было спать до самого звонка, было науке неизвестно. Из-за этого Пауло не высыпался и немного клевал носом, хотя, возможно, все дело было в том, что не нужно было полночи рубиться в ФИФА.
Каждый раз вставать и собираться на работу было тяжело и странно. Не потому что приходилось самому гладить себе рубашку, а потому что все вокруг казалось таким… обычным. И то ли душе требовался полет, то ли заднице — приключения.
Приключения в его отрасли бывали редкостью, но тоже случались.
Например, в лице сидящего на его столе руководителя отдела, в котором трудился на благо общества Пауло. Пауло осторожно прикрыл за собой дверь кабинета, дошел до стола и повесил рюкзак на спинку стула, не отрывая настороженного взгляда от начальства. Начальство с интересом смотрело на него в ответ.
— Клаудио? — осторожно поинтересовался Пауло.
Синьор Маркизио, удобно усевшийся на бумагах, разложенных по его столу, и требовавший, чтобы его называли исключительно по имени, кивнул.
— Что-то случилось?
Несмотря на то, что Маркизио был довольно лояльным руководителем отдела, его появление на рабочем месте (в настолько буквальном смысле) ничего хорошего не предвещало. Ничего плохого, впрочем, тоже.
— Я только что был у Джиджи. По твоему поводу вызывал.
Пауло насторожился. То, что самый главный босс вызывал Маркизио на ковер по его поводу — это было совсем нехорошо.
— И чего?
Несмотря на встречу с Джиджи, Маркизио улыбался и был, похоже, доволен собой и всем окружающим его миром. И совершенно не собирался так легко колоться на предмет темы их с боссом беседы.
— Все. Тебя ссылают.
— Куда?
Пауло вытянул из-под руководителя свой ежедневник ледяными от волнения руками и перелистал его. Планы на будущую неделю у него были, и ни один из них не содержал пункта «высылка».
— В Польшу, — лучась довольством, ответил Маркизио.
Пауло осторожно сел. Сердце билось где-то в горле.
Он ничего не имел против Польши. Совсем. Не то чтобы он много о ней знал, кроме парочки футболистов, но насильственное перемещение из одной точки в другую должно было быть запрещено еще в прошлом веке!
— Да ты чего, — Маркизио толкнул его в колено. — Это же всего лишь командировка. Радуйся, что не в Индию или Беларусь.
Пауло тяжело сглотнул и кивнул. Кажется, уныние, накатившее на него в последнее время, отлично лечится — например, командировкой в Восточную Европу. И хорошо еще, что не Индия или Беларусь, вот точно.
Они там как, английский-то знают вообще?
Маркизио слез с его стола и похлопал Пауло по плечу.
— Я тебе документы на почту кину. И билеты на понедельник. Не ссы, Польша — это не страшно. Может, даже приятно.
Маркизио подмигнул ему и вышел из кабинета.
Пауло подкатился к своему столу, сполз по стулу и вытянул ноги. Включил компьютер и мрачно уставился в экран.
Что в Польшу летают самолеты, стало для Пауло приятным сюрпризом. Что самолеты летают даже во Вроцлав, вообще немного примирило его с действительностью. Несмотря на раннее время, с рейса из Рима его встречал представитель польского «Фиата». К счастью, по-английски он говорил.
Производство находилось далеко за пределами города. Пауло смотрел в окно, не особенно поддаваясь на попытки себя разговорить. Он один раз мрачно зыркнул на водителя, и тот поспешно замолчал, алея ушами. Пауло же хотелось только спать.
Вроцлав как-то быстро закончился (или даже не начинался), за окнами поплыли типично славянские поля и небольшие городки. Пауло дремал, прислонившись к стеклу, и только иногда угукал. Водитель, оправившийся от его взгляда, снова взялся за свое: обещал, если будет желание, отвезти посмотреть на исторический центр Вроцлава, обещал сразу же доставить в квартиру, арендованную для Пауло, чтобы тот мог выспаться…
Говорил, говорил, говорил… затем вдруг хлопнул Пауло по плечу и перегнулся через него, чтобы что-то показать за окном.
— Это — Мемориал Гросс-Розен, — с затаенным волнением сказал водитель.
— А? — неожиданно выдранный из полудремы Пауло уставился на него чуть ли не с испугом.
— Концлагерь, — пояснил водитель.
Пауло повернул голову к окну. Успел увидеть только два деревянных сарая с каменным домом-тоннелем между ними. Мелькнули мелкие буковки на белом камне, установленном на повороте с дороги: «Гросс-Розен». И гипертрофированная колючая проволока поверх. И еще несколько метров вдоль дороги тянулась проволока совершенно обычная, настоящая, натянутая между каменными сваями, вбитыми в землю.
— Ну как? — спросил водитель, кося одним глазом на пассажира.
— Отвратительно, — буркнул Пауло и снова погрузился в дремоту.
Только что его мнение о поляках стало хуже. Похоже, ребятам совершенно нечем было заняться, кроме как держать в чистоте и порядке старые сараи и взращивать в себе культ жертвы.
Водитель обиделся и до самого городка, в котором и находился завод, не проронил ни слова. Всучил Пауло ключи от квартиры, конверт со всяким важным и полезным вроде адреса завода и местной сим-карты и сказал, что завтра его будут рады видеть на рабочем месте, таким тоном, как будто желал ему провалиться в Ад.
Пауло не особо обиделся, невнятно побурчал в знак прощания и поднялся на последний этаж небольшого трехэтажного дома. После непродолжительной борьбы с дверным замком Пауло попал в квартиру, в которой ему предстояло провести следующие две недели своей жизни. В квартире было предсказуемо пусто: пустой холодильник, идеальная чистота (если не считать небольшой пыли на телевизоре). Мысленно пообещав себе вечером сходить в магазин за продуктами, Пауло бросил рюкзак на пол, упал на кровать, не расстилая, завернулся в покрывало и практически сразу же уснул.
Вечерний городок был пуст практически так же, как и утренний. Пока что единственным человеком, которого встретил Пауло, выходя из квартиры, был его сосед по лестничной клетке — тощий, в вызывающе обтягивающей красной футболке, носатый, он поулыбался Пауло и первым сбежал вниз по лестнице.
На самом деле город не вымер: просто жил своей тайной жизнью. В ближайшем продуктовом магазине, помимо кассира, отирались еще несколько людей. Не глядя ни на кого из них, Пауло покидал в корзину самое нужное вроде хлеба, воды и зубной пасты, расплатился, тихо подивившись, что у него получилось это сделать с помощью итальянской карты, переложил покупки в рюкзак и обратился к продавцу на английском:
— Здесь есть где посидеть вечером? Кафе какое-нибудь?
Продавец сначала уставился на него непонимающе, затем быстро зашептался со своим посетителем.
— Ясно, — буркнул Пауло и собирался уже выходить из магазина, когда покупатель, с которым шептался кассир, вдруг его окликнул и на ломаном английском объяснил, как добраться до центра города, в котором можно найти несколько кафешек и ресторанчиков.
Предполагалось, конечно, что это очень даже «кафе» и «рестораны», но Пауло отлично понимал, что он там увидит.
И почти не ошибся.
Первая же попавшаяся ему на глаза кофейня с открытой террасой практически ничем не отличалась от многих европейских заведений, ориентированных на легкий перекус и чай-кофе. В целом, большего Пауло и не было нужно.
Он сел на улице, несмотря на подкрадывающийся вечерний холодок, и уставился в меню. Меню было на польском. Девочка-официантка тоже не говорила по-английски. Произнеся слово «кофе» на всех известных ему языках и ни разу, видимо, не угадав ничего похожего на польское слово, отчаявшийся Пауло ткнул пальцем в меню наугад. Официантка кивнула, поправила чисто символический фартучек и ушла внутрь, оставив Пауло в одиночестве созерцать архитектуру города. Архитектура была так себе, одиночество тоже продолжалось недолго: кто-то прошел мимо Пауло и сел за соседний столик.
Можно было, конечно, пойти в другое кафе и попытать счастья с английским там, но Пауло не хотелось никуда идти. Что-то ему подсказывало, что примерно такая же ситуация будет везде.
Официантка принесла ему что-то, похожее на обычный хлеб, надрезанный сверху. Пауло поднял на девушку глаза и обреченно попробовал еще раз:
— Вода?
Видимо, в этот раз она поняла: кивнула и ушла, чтобы через какое-то время вернуться со стаканом воды.
Пауло в ужасе лицезрел содержимое хлеба, который в самом деле оказался скорее посудой, чем пищей. Внутри плавал… наверное, суп. По виду он больше напоминал что-то вроде немецкого зельца, с половиной вареного яйца и веточками укропа. Ложка увязла в супе, взбултыхнув плавающие по поверхности жиринки.
Пауло в очередной раз обреченно вздохнул и отпил воды.
— Эй, сосед!
Пауло вздрогнул и завертел головой. Больше, чем нормальный английский, он был бы рад услышать здесь только итальянский или родной испанский.
За соседним столом расположился его сосед по лестничной клетке. Его оттопыренные уши трогательно алели в свете заходящего солнца. Пауло увидел, что на столе у него стоит кружка ароматного кофе и решил, что это тот человек, с которым стоит пообщаться.
— Привет, — ответил Пауло.
— Чего скучаешь? — сосед взял кофе со своего стола и пересел к Пауло.
В любой другой ситуации Пауло бы его просто проигнорировал, но не сейчас.
— Хочу заказать кофе, но она меня не понимает.
— Да я тебе сейчас закажу.
Сосед опасно отклонился на стуле, замахав официантке рукой. Бросил ей несколько слов и вернул стул в нормальное положение.
— Что, не нравится тебе польская кухня? Журек еще ничего, только жирноват.
— Да уж я заметил, — хмыкнул Пауло, не успевший даже сказать «спасибо за помощь».
Сосед в этом, похоже, и не нуждался.
— Лоран, — он протянул руку и, почти сразу после того, как Пауло пожал ее и представился в ответ, поинтересовался: — А у тебя что, тоже польские корни?
Пауло растерялся.
— Почему?
— Ну, тебя же в командировку прислали сюда?
Пауло качнул головой. Видимо, по нему было слишком заметно, что он человек, оказавшийся здесь не по собственной воле, как турист, а по вполне определенным жизненным обстоятельствам. По работе, в общем.
— Ну вот. Мое начальство направило сюда именно меня, потому что у меня польские корни. Начальство считает, что это поможет мне лучше найти общий язык с местными аборигенами. Ну, типа там лучше понимать их птичий язык и все такое.
— Ну, ты же понимаешь, — заметил Пауло.
— Чуть-чуть. Знаю пять важных слов: кофе, пожалуйста, выпить, любовь и занято.
Пауло задумался на мгновение о сакральном смысле этих пяти слов. Официантка принесла кофе, черный, как душа Сатаны, и Пауло с удовольствием сунул нос в кружку.
— И долго ты тут?
— Уже две недели, — Лоран щедро отхлебнул свой кофе и чуть не облился. — Здесь очень скучно. Хотя девочки очень красивые.
Смысл и важность этих пяти слов начал проясняться сам собой. Пауло кивнул.
— Напиши мне потом эти слова на бумажке, ладно? Хотя бы «кофе» и «пожалуйста».
— И «выпить», — подсказал Лоран, шарясь по карманам в поисках клочка бумаги — им оказался билет на местный автобус.
— Может быть, — уклончиво ответил Пауло.
Быстро стемнело и стало еще холодней. Пауло грелся при помощи кофе, а Лорана, видимо, грели разговоры. Он успел рассказать о себе, о своей работе, о жене и детях, о хобби в виде игры в футбол…
Пауло подумал, что он бы с таким человеком в разведку не пошел. И тайны бы ему свои не доверил.
Впрочем, с Лораном было довольно приятно.
В какой-то момент он ухватил Пауло за руку и ткнул пальцем куда-то в небо.
— Смотри!
Пауло послушно поднял голову.
Небо над городом было очень высоким и звездным. Мелкие и крупные звезды рассыпались по темному небу как веснушки на лице рыжего, а одна, особо яркая, падала, оставляя за собой светлый росчерк.
— Рано-то для звездопада.
— Это не звезда, — радостно ответил Лоран.
— Да, — кивнул Пауло, — это метеор, который сгорает в атмосфере, бла-бла…
— Да нет, — Лоран выглядел очень довольным, как будто бы это была не падающая звезда, а радуга, на другом конце которой лепрекон припрятал для него горшочек с золотом. — Это летавец. В общем, у них тут есть такая легенда про духа, который падает на землю как звезда, а затем является к жертве в облике знакомого человека. Ну и занимается с ним, сам знаешь…
— А зачем? — спросил Пауло.
— Что зачем?
— Зачем занимается?
— Ну ты, блин, спросил, — протянул Лоран и одним махом допил свой кофе.
Работать в Польше оказалось лишь немного сложнее, чем в Италии — из-за разницы языков, — и ничуть не интереснее. В скромном пиар-отделе (он же, по совместительству, пресс-центр) трудилось всего двое поляков. Когда Пауло вошел в отведенный для отдела кабинет, один из них прибирался, распихивая документы и модельки машинок по коробкам и органайзерам, а второй сидел на стуле и пил чай. Кроме того, что оба они были блондинами, общего у них больше ничего не находилось: один напоминал Пауло спокойного мишку, а второй — радостного суриката.
Когда «сурикат» закончил наводить порядок и наконец-то обратил внимание на Пауло, «мишка» встал со стула и принялся все раскладывать по местам.
— Лукаш, — представился «сурикат», протягивая руку для рукопожатия.
Первая буква имени в его устах прозвучала странно: то ли «л», то ли «в». Пауло кивнул и пожал руку, поверх плеча «суриката» наблюдая за тем, как «мишка» раскладывает документы по столу, а модельки машин возвращает на застекленную полку.
— А это Якуб, — добавил Лукаш, показывая на своего коллегу. — Чаю?
— Нет, спасибо, — ответил Пауло.
Лукаш кивнул, сел на стул Якуба, взял недопитый им чай и принялся прихлебывать.
Пауло, не прекращая настороженно наблюдать за обоими, подошел к свободному столу, водрузив на него свой рюкзак, как флаг.
В целом, они оказались нормальными, если не считать маниакальной потребности Лукаша все складывать в коробки, а Якуба — потом это все возвращать на место. По-английски оба говорили неплохо, пусть и с заметным акцентом, но с ними хотя бы можно было поговорить — спросить пароль от компа, как пройти в столовую или где прогуляться после обеда. Они с готовностью отвечали, иногда хором.
Несмотря на небольшое количество работы, к вечеру Пауло чувствовал себя усталым. Он проехался на автобусе до квартиры, хотя мог бы пройтись пешком, и уже предвкушал вечер в компании бутербродов с колбасой, польского телевидения и безлимитного интернета. В его планы бесцеремонно вмешался Лоран, как будто карауливший его у квартиры.
Он появился на лестничной клетке, все так же трогательно светясь ушами в свете лампочки, и, не здороваясь, сказал:
— Я еду смотреть на замок Гродзец. Ты со мной? — он не дождался ответа Пауло и зачастил: — Я знаю его историю. И легенду про него знаю. Поехали? Ну поехали со мной, мне скучно одному. Ну по-е-ха-ли!
Помимо вполне ощутимого желания послать соседа куда подальше и провести вечер в блаженном ничегонеделанье, Пауло очень хорошо осознавал, что Лоран может его попросту задолбать. А если обидится — то и того хуже.
— Ладно, — обреченно согласился Пауло. — Только ноутбук из рюкзака выложу.
Лоран терпеливо ждал его на площадке, переминаясь с ноги на ногу.
— Пойдем, — Лоран ухватил его за руку и потянул по лестнице вниз. — А то на автобус опоздаем.
Пришлось скакать через ступени.
На автобус они все-таки успели, вбежав в последний момент и купив билеты у водителей.
Пауло повертел узенькую бумажку в руках и сунул ее в карман, устраиваясь на сидение у окна. В автобусе было душно и не очень приятно пахло, но Лоран, севший рядом, этого, видимо, не замечал и не переставал трепаться.
Про историю замка он знал на самом деле очень мало. Больше ему нравилась легенда про красного рыцаря, которой он с готовностью и поделился с Пауло.
Суть истории состояла в том, что у всех замков старой Силезии существовали хранители, чаще всего из рода, проживающего в нем. Но со временем многие замки пришли в запустение, были уничтожены во время войны или переоборудованы под отели или музеи. Поселиться надолго в них не мог никто — и не сможет, пока на это не даст разрешение хранитель замка.
Пауло дремал, прислонившись головой к дребезжащему стеклу. Его мутило от этой вибрации, запаха салона автобуса, монотонного голоса Лорана, экскурсовода из которого не получилось совсем.
— Ты слушаешь? — прервался Лоран.
— Слушаю.
— И о чем я говорю?
— О хранителе замка, — расплывчато ответил Пауло, не открывая глаз.
Такая формулировка устроила Лорана, и он продолжил:
— Это я к чему?
— К чему? — поддакнул Пауло.
— К тому, что по преданию, на флаге, развевающемся над Гродзецом, изображен скачущий на красном коне красный рыцарь. И что в замке до сих пор иногда видят призрак: это скелет в доспехе и красном плаще. Якобы этот призрак напугал рабочих, которые были наняты для того, чтобы восстановить замок, потому что он был разрушен во время Тридцатилетней войны. А во время войны замок взял и сгорел. Просто взял и сгорел. А красного рыцаря до сих пор иногда видят на одной из башен. Охраняет, значит. И чем он не хранитель замка?
— Точно, — согласился Пауло, в какой-то момент переставший дремать и начавший слушать более внимательно. — Наверняка это он и есть.
Лоран некоторое время помолчал.
— Правда, есть один косяк.
— Какой?
— Он же скелет. Как он при этом может быть живым человеком?
Пауло хмыкнул. В его представлении во всех легендах было слишком много косяков. И никто почему-то не обращал на это внимание.
— Может, он инопланетянин? — предположил он.
Лоран возмущенно фыркнул, явно уязвленный тем, что Пауло так скептично отнесся к истории.
— Пошли, инопланетянин, наша остановка.
Водитель высадил их практически посреди леса и укатил в сторону чешской границы. Лоран повертел головой и решительно пошел вперед, хотя, на вкус Пауло, любое направление в этой странном месте могло быть как направлением «туда», так и «сюда».
— Ты знаешь, куда идти? — на всякий случай уточнил Пауло.
— Ну, я посмотрел гугл-карту, — не очень уверенно ответил Лоран. — Да ладно тебе, ерунда, дойдем куда-нибудь. У меня есть карта в телефоне, если что.
— Если что, — сварливо проворчал Пауло.
Заблудиться в лесу ему совсем не улыбалось.
— Кстати, есть еще одна легенда, которая объясняет, почему в лесах здесь частенько кто-нибудь пропадает. В общем, граничники — это такие духи нечестных землемеров — заводят в самую глушь и там…
Впрочем, Лоран не завел его никуда и не бросил там. На повороте он торжественно ткнул пальцем в указатель на Гродзец, говорящий о том, что, во-первых, вы ступаете на дорогу к замку (дорога так и называлась), во-вторых, сам замок в стольки-то километрах отсюда.
— Убедил, убедил.
Замок замаячил среди густого леса красными крышами, показалась конусообразная средневековая башенка, асфальт сменился битым камнем.
— Симпатично, — заметил Пауло.
Лоран, в какой-то момент отставший, чтобы завязать шнурок, поддакнул из-за спины:
— Ага. Ты бы видел, как тут круто, когда густой туман. Или дождь. Или когда у дома есть хозяин, и нет никаких реконструкторских фестивалей, кафешек, ярмарок и прочей лабуды.
— Что? Так ты был тут раньше, что ли? — Пауло обернулся, чуть не запнулся и остановился.
Голос Лорана только что звучал за его спиной, но на дороге было пусто. Лорана не было.
В одно мгновение на летнее солнце набежала туча, потемнело. Небо заволокло серо-сизым. На нос Пауло упала ледяная капля. Под ногами у него как будто начал бултыхаться молочный туман.
— Лоран?
Пауло дрожащими руками схватился за телефон. Сигнала не было.
Пауло замер, напряженно вслушиваясь в тишину. Ничего: только едва слышно шуршал по листве начинающийся дождь. Туман наползал от леса, заставляя нервничать еще больше.
Он позвал Лорана еще раз.
— Это совершенно идиотская шутка, выходи.
Лоран не отзывался.
Варианта оставалось всего два: либо идти назад, к дороге, либо вперед, к замку. Скорее всего, Лоран ждал его, счастливо попивая горячий кофе, где-нибудь в кафешке, приютившейся у замка. Так что и Пауло не оставалось ничего другого, кроме как направиться в том направлении.
Все это, конечно, выглядело очень жутко и кинематографично. Замок терялся в тумане, подъездная дорожка была видна где-то на треть. Пауло прошел мимо полуразвалившегося деревянного мостика, наверное, отстроенного для туристов после войны. Будь у Пауло чуть более нежная психика, ему было бы очень неуютно в этом месте одному.
Ну, а так ему было просто неуютно. Сразу вспомнились слова Лорана про граничников. И про скелет в рыцарском доспехе тоже.
Так что не исключено, что при встрече Лоран получит в рожу.
Замок выглядел заброшенным, несмотря на то что его должны были частенько навещать туристы. Кафе с одноименным названием было закрыто, импровизированная парковка пустовала.
С той стороны, с которой Пауло подошел к замку, он уже не просто выглядел, а был совершенно очевидно заброшен и походил скорее на развалины, чем на нечто, пригодное к жилью.
Лоран мог оказаться где угодно — за каждым углом, поэтому Пауло шел осторожно, как по минному полю, то и дело озираясь и замирая, прислушиваясь.
С мыслью о горячем кофе, видимо, можно было попрощаться.
Сам замок начался неожиданно. Стелился такой же молочный туман, только по обе стороны от дороги вдруг стало больше камней, когда-то бывших стенами галереи. Кое-где они сохранились лучше, кое-где хуже, а иногда стены и вовсе сравнялись с полом. Залезая на одну из поваленных стен, чтобы пройти дальше, Пауло снова позвал Лорана, пообещав ему, что если он появится прямо сейчас, смерть его не будет долгой и мучительной.
Тишина была ему ответом, да шорох камней под ногами.
Нужно было возвращаться к дороге. Только вот сети на телефоне не было, ждать автобус предстояло еще часа три, а ловить попутку под дождем в таком месте можно было еще дольше.
Если бы в роду Пауло была бы хоть капля ведьмачьей крови, Лоран был бы проклят до седьмого колена. И все это — с чувством и с душой.
Пауло спрыгнул с камня в молочный туман и заорал, ухнув ниже. Под ногами не оказалось пола, он падал вниз, в затхлое помещение, в котором даже сквозь десятки лет чувствовался запах гари.
Падение замедлилось: кто-то подхватил Пауло под руки и осторожненько поставил на пол. Пауло снова заорал.
— Ты чего визжишь? — мрачно поинтересовался Якуб.
Пауло демонстративно схватился за сердце.
— Ты рехнулся?! Так и помереть можно раньше времени!
Якуб пожал плечами, видимо, и не ожидав, что Пауло будет его благодарить за чудесное спасение.
— Ты что здесь забыл?
Пауло, наконец-то, оклемался и проморгался. В подвальном помещении было сумрачно — пробои в потолке не пропускали солнечный свет, даже если бы он был. Вместо этого они отлично пропускали дождь.
Якуб в сером воздухе казался каким-то призрачным. Пауло на всякий случай схватил его за рукав — нет, рукав оказался вполне материальным, как и рука под ним.
— Я живу здесь, — ответил Якуб, высвобождая руку. — Пойдем, надо тебя вывести отсюда.
— Что? Живешь?
Пауло последовал за ним, ступая осторожно, под каждым камешком предполагая угрозу. Но Якуб шел впереди довольно решительно, не спеша куда-либо проваливаться.
Впереди показался тускло светящийся прямоугольник дверного проема, который Якуб на мгновение загородил своей широкой спиной. В освещенном помещении на несколько голосов говорили на польском. Пауло вошел, прикрыв глаза — несмотря на приглушенный свет, они тут же заболели.
Комната, судя по стенам, тоже когда-то полыхавшая, напоминала рыцарский зал в лучших традициях романа Вальтера Скотта. Даже свечи горели, подкапчивая и без того черный потолок.
За столом сидело несколько человек, с которыми Якуб и говорил.
— Он не знает польского, — заметил Якуб, когда Пауло, наконец, проморгался и смог осмотреться.
Одним из сидящих за столом оказался Лукаш, неожиданно неулыбчивый и серьезный. Остальных Пауло не знал.
— Где это видано, чтобы потомок Дибалы не знал родного языка? — едко спросил один из сидящих.
Пауло нахмурился и открыл рот, чтобы сказать что-нибудь недоброе, но Якуб опередил его:
— Так сложились обстоятельства, Гжегож.
Пауло клацнул зубами.
— Я знаю четыре слова по-польски. Лоран…
И вдруг вспомнил:
— Лоран! Вы видели Лорана? Он здесь?
Поляки (почему-то в том, что все они были поляками, у Пауло сомнений не возникло) переглянулись. И все, как один, уставились на темноволосого молодого человека с очень красивым лицом и тяжелым взглядом, вольготно откинувшегося на спинку дубового стула.
— Что? — он выразительно поднял бровь. — Наверное, он у себя дома. Может быть, не у себя. Я не знаю.
— Этого не может быть, — возмутился Пауло. — Он привез меня сюда, а потом куда-то слинял. Если меня обвинят в его похищении и убийстве в лесу, я…
— Его здесь нет, Павел, — строго ответил темноволосый. — Я тебе клянусь.
Пауло не понравилось это обращение, и он вспылил. Почему-то досталось от него Якубу, все так же стоящему рядом:
— Что за чертовщина?! Я в своем уме, и это Лоран привез меня сюда! Я не должен верить кружку бомжей, занимающихся реконструкцией и сатанизмом. Я ухожу.
— Это вряд ли, — спокойно ответил Якуб.
— Что?!
Пауло сделал шаг назад, чтобы вернуться в подвал, из которого Якуб его только что вывел, и поискать другой выход. Никто не вставал из-за стола, не тянулся к нему, чтобы остановить. Даже Якуб держал руки в карманах.
Только за его спиной больше не было двери. Пауло пошарил рукой по стене, обернулся, потрогал уже двумя руками. Сердце ухнуло вниз.
Он прижался к стене спиной и в ужасе переводил взгляд с сосредоточенного лица Якуба на безмятежного Лукаша. Сидящий за ним темноволосый как-то нехорошо улыбался.
— Вы меня убьете, да? — Пауло от ужаса смешал три языка.
Раздались смешки. Якуб поднял брови:
— С чего ты решил? — он обошел стол и сел на свободный стул. — Если Роберт сказал тебе, что твоего друга здесь нет, то его правда здесь нет. Это Роберт тебя привел сюда.
Темноволосый кивнул.
— Помнишь, он тебе рассказывал про летавца? Вот он я, — он широко развел руками, красуясь.
— Господи, что… — прошептал Пауло, медленно продвигаясь вдоль стены.
Спокойнее ему не стало, даже наоборот. Лоран — не Лоран? — кажется, говорил, что… Ох-ох-ох, лучше бы они оказались реконструкторами-сатанистами.
Пауло медленно полз по стене. Взгляды с любопытством следили за ним, не отрываясь. Это, а еще то, что в помещении не оказалось дверей вообще, заставило его остановиться и сползти на пол.
— Вообще-то парнишка очень похож на деда, — заметил Лукаш.
— Ничего он не похож, — проворчал Гжегож.
— Ну да, — фыркнул Якуб. — Вспомни, как орал Болеслав, когда впервые тебя увидел.
— Я бы на тебя посмотрел, — рассмеялся Лукаш, — если бы у тебя под кроватью поселилась такая рожа.
Гжегож махнул на него рукой.
— Я ему золото приносил! Цацки всякие.
— Краденое добро ему было ни к чему, — фыркнул Роберт. — Клобучья твоя натура…
Пауло уткнулся носом в колени, обхватив голову руками. Это было так странно и так глупо, что лучше бы все это оказалось сном.
Лукаш присел рядом с ним на корточки, потыкал в колено. Пауло отмахнулся от него.
— Ну, Пауло, прекрати дуться, — неверно истолковал его состояние Лукаш.
— Вы уроды, — невнятно буркнул Пауло в ответ.
— Мы не уроды! — где-то вдалеке возмутился Роберт.
— Мы не уроды, — согласился Лукаш. — Просто мы не люди. У нас немного другие принципы. Мы живем ради другого. Ради того, чтобы у нашего дома был хозяин. Хранитель, если хочешь красивых терминов.
— Не хочу.
— Пауло, — позвал его Лукаш.
— Ну?
— Можно, я кое-что тебе покажу? А после этого ты решишь, остаешься ты с нами или уходишь. Ладно?
Пауло немного приободрился и даже поднял голову. О том, что он, без сомнений, захочет уйти после того, что ему покажут, Лукашу лучше было не знать. Пауло кивнул.
— Пойдем, — Лукаш протянул руку, Пауло взялся за нее и поднялся.
От стола отделился еще один молодой человек (не человек?).
— Я провожу вас в комнату, — сказал он.
Голос его звучал странно: как будто издалека и одновременно очень близко.
— Это Щенсны, — представил Лукаш, а Пауло не обратил на него внимания, глядя на то, как в стене появляется дверь.
Щенсны вышел первым, Лукаш пропустил Пауло, и они оказались в коридоре.
Лукаш рассказывал, что Щенсны, вообще-то, морок, и если раньше он путал и водил по лесу туристов, подкидывая им веселые и не очень видения, то сейчас он сам не до конца уверен, существует ли он или же он просто видение самого себя.
Пауло его не слушал, погруженный в свои размышления. О том, что они все, наверное, не в своем уме и что пропавшая дверь еще ничего не значит. Что ему предстоит вернуться в город и немедленно связаться с Маркизио, чтобы тот любыми способами возвращал его в Турин прямо сейчас.
В коридоре смотреть было не на что, а вот комната, в которую привели Пауло, кажется, совсем не пострадала от огня и времени: кровать с балдахином, аккуратно затворенные шкафы и прибранный стол.
— Это комната твоего деда, — сказал Лукаш с затаенной гордостью. — Я здесь прибрался после того, как он уехал, а то он, знаешь, собирался в спешке…
Пауло не знал. Он смотрел на зеркало в углу комнаты, занавешенное красной тканью. Щенсны стоял рядом, держа ткань за край.
Лукаш принялся смахивать ладонью пыль с чернильницы. Пауло подошел к зеркалу. Щенсны сдернул ткань и накинул ее на плечо Пауло. Тот дернул плечом, и ткань с шорохом поползла вниз.
— Ну, что там? — недовольно спросил он.
Щенсны осторожно коснулся его плеча, призывая посмотреть на себя.
— Это зеркало.
Пауло скривился.
— Я это и так вижу.
— И оно покажет то, что ты захочешь. Попроси его показать тебе твою квартиру в городе.
— Ладно, — вздохнул Пауло и повернулся к зеркалу.
Это звучало слишком. В сказки он никогда не верил и не планировал начинать. Тем более что…
Зеркало вдруг нагрелось. Теплым, нет, горячим воздухом плеснуло в лицо Пауло, он даже отшатнулся. Даже запахло горячим — ноздри обожгло. В старой раме плясал огонь.
Его квартира — снятая для него квартира в городе — горела. Вот, и она уже догорела — черные стены, остов стола и кровати, гарь в воздухе и тяжелая водная взвесь.
— Ч-что это? — спросил Пауло, оглядываясь на Лукаша.
Тот ответил, не отрываясь от протирания стола неизвестно откуда взявшейся тряпкой.
— Не знаю. Мы не видим, что там.
— Там моя квартира, — торопясь и забывая слова, ответил Пауло. — И она сгорела!
— А, ну да, — спокойно согласился Лукаш, отодвигая от стола стул и садясь. — Когда мы узнали, что будет пожар, решили, что лучше заманить тебя сюда, чем погибнет еще один потомок Дибалы. Даже обманом. Послушай…
Щенсны поднял с пола красную ткань и накинул ее на зеркало.
— Если ты станешь хранителем замка, у тебя будет совсем другая жизнь. И сам Гродзец тоже заживет. Ты можешь сделать здесь что угодно: музей, отель… Интернет мы тебе проведем. Гжегож натащил сюда много компьютеров, техники всякой, даже мопед есть. Замку нужен хранитель, Пауло.
Пауло покачал головой.
— Господи, какой бред… Лукаш, ты сказал, что покажешь — и я могу уйти, если захочу.
— Ну, да, — согласился Лукаш.
— Я могу уйти?
Лукаш замялся, переглянулся с Щенсны и ответил:
— Конечно.
Лукаш, вообще-то, его обманул.
Замок просто не выпустил Пауло. Плевать замку было на то, согласен Пауло стать хранителем или нет. С того самого момента, как он ступил на дорогу, ведущую сквозь галерею, он уже принял на себя эту ответственность.
Пауло орал два дня. Метался по замку, сшибал предметы, ругался на духов, попадающих под руку, тряс Якуба, почему-то слишком часто оказывающегося рядом.
— Да на что вы вообще рассчитывали?! — он цеплялся за руку Якуба, тряс его за рукав, с трудом подбирая английские выражения.
— На то, что кровь предков взыграет, — ответил Якуб, не пытаясь отлепить его от себя.
Пауло бесился, ругался, выпускал пар.
— Мы подумали, что раз уж все равно замок тебя не отпустит, тебе самому будет проще, если ты согласишься по своей воле. Но получилось вот так. Кто же знал?
— Господи, чтоб вас всех, — выдыхал Пауло и мчался дальше по коридору, вне себя от злости.
Духи могли выходить из замка. Некоторые даже могли вовсе из него уйти. Хранитель — не мог. Точнее, замок сам решал, когда начинать выпускать своего хозяина за порог. В случае с Пауло на это сильно не приходилось рассчитывать.
За время бесцельного метания по замку Пауло узнал многое. Что Лукаш и Якуб — скарбники, духи, хранящие богатства своего хозяина. Один постоянно прибирал то, что притаскивал в замок Гжегож, а другой разбирал. Они ругались друг на друга и при том жили душа в душу. Пауло даже казалось, что друг без друга им будет очень плохо, как и остальным, ни разу в жизни и не думавшим прибираться в Гродзеце.
Что Роберт в самом деле летавец, и на вопрос, зачем тот вступает в связь с человеком, к которому является, он только загадочно улыбается. В целом личная жизнь Роберта гудит, свистит и веселит всех окружающих.
Что и Гжегож, и Щенсны, и все остальные живут в Гродзеце уже немало лет и со скуки работают в городе, а иногда занимаются своими обычными бесовскими делами.
Что в лесу водятся лейини, лесные демоны в виде оленей, опасные для туристов, если за ними не приглядывает хранитель замка и прилежащих угодий.
Что быть хранителем замка, покуда жизнь в нем не закипела, очень скучно. Проведения интернета еще предстояло ждать и ждать, клятвенно обещанного кабельного тиви — тоже. Та висящая на зеркале тряпка оказалась плащом красного рыцаря, и Пауло кинул ее в Лукаша, стоило тому заикнуться о преемственности поколений.
Согласился только на то, чтобы сменить рубашку на красную футболку, но не больше.
Пауло почти смирился с тем, что его обманули. Больше всего смущало отсутствие приличного туалета. В конце концов, у него просто не оставалось выбора, а туалет потихоньку строился.
— Я знаю, что я хочу здесь организовать, — наконец решил Пауло, усадив перед собой Лукаша и Якуба, как самых домовитых и хозяйственных существ в замке, к тому же, работающих на заводе «Фиата». — Давайте сделаем здесь бизнес-центр. Перетащим офис «Фиата» сюда, продолжим работать, деньги зарабатывать на замок, можно второй этаж сдавать для еще каких-нибудь офисов, столовую оборудовать.
Он замолчал, ожидая решения с некоторым волнением. Хотя к чему было волноваться? Это он был хозяином замка и сам решал, как им распоряжаться.
Лукаш с Якубом переглянулись.
— Ты уверен, что это хорошая идея? — поинтересовался Якуб.
Выслушав множество гневных отповедей от Пауло, он был морально готов к очередной.
— Конечно, — ответил Пауло, хотя почувствовал, как все внутри сжалось в комок.
Он сам не знал, что ему было настолько важно одобрение этих мифических поганцев.
— Ладно, я понял, — отчеканил Пауло и махнул рукой. — Топайте отсюда.
Скарбники снова переглянулись, поднялись и послушно утопали.
Пауло плюхнулся на кровать, перекатился на живот и свесил руку вниз. Он чувствовал себя обиженным мальчиком, чью идею реконструкции главной площади не одобрил городской совет. Он мог бы написать бизнес-план, объяснить всю выгоду от этого проекта, в конце концов, топнуть ногой и ультимативно заявить: «Делаем!» — но Якуб отбил все желание что-либо делать.
Может быть, потом ему снова захочется заниматься этим вопросом. Но пока что энтузиазм угас. В конце концов, сломить сопротивление закостенелых древних духов тоже непростая задача.
Обида Пауло прошла довольно быстро. Все-таки он был взрослым человеком и понимал, что триста лет в замке — это не белка чихнула, чтобы вот так запросто разрешить сделать из него бизнес-центр. С мыслью о музее или отеле духи явно смирились. К офисам просто не были готовы.
Осталось только плохое настроение. Пауло раздражало буквально все: кровать с балдахином (здесь нет поблизости Икеи часом?), разлапистая люстра под потолком (Икея, ау?), плащ на зеркале. Красная тряпка вообще подействовала на Пауло так, как если бы он был тосканским быком: он разозлился еще больше, подскочил с кровати, сорвал с зеркала плащ предков и кинул его на пол. Где-то здесь все предки должны были взвыть на своих небесах.
Плевать на предков. Плевать на духов, обманувших его несколько раз. Плевать на то, что жить в обмане или из-за обмана совершенно не хочется.
Пауло отражался в зеркале. Злой, растрепанный, обиженный.
— Хочу увидеть правду, — буркнул он. — Что бы было, если бы эти клоуны меня не обманули.
Он отдавал себе отчет, что это — копание в открытой ране. «Если» — не его случай. У него больше нет никакого «если». У хранителя замка Гродзец нет альтернатив.
Зеркало подернулось рябью, как будто амальгама вдруг начала сползать, превращая его в обычный кусок металла.
Пауло в зеркале стоял посреди дороги, на которой не было тумана, не было Лорана или дождя. Чуть в стороне стоял Роберт, которого Пауло не видел, и Щенсны, которого Пауло не мог видеть. Пауло выругался, вызвал такси и быстрым шагом направился к дороге. Машина подхватила его через двадцать минут и в целости и сохранности доставила к порогу дома. Пауло-не-из-зеркала вошел в подъезд, а Пауло здесь, по эту сторону зеркала, замер, ожидая увидеть клубы дыма, вырывающиеся из-под двери. Но квартира не горела.
Две недели пролетели незаметно. В пиар-отделе Пауло трудился один. И совсем скоро вернулся в Турин, сдав свой пост какому-то другому командированному счастливчику.
И все началось сначала.
Пауло просыпался в летнем Турине, смотрел на свою модную люстру, на пылинки в прямых лучах солнца, ехал в офис к девяти утра и был совершенно обычным. Скучным человеком со своей скучной жизнью.
Пауло вздохнул и накинул на зеркало красный плащ своих предков. Возможно, все сложилось не так уж и плохо, размышлял Пауло, поднимаясь на самую высокую башню, чтобы проветриться. Если открыть в замке музей или отель, а лучше недорогую гостиницу с рестораном, здесь закипит жизнь. И интернет появится, и туалет, и кровать из Икеи или откуда-нибудь еще. И воск со свечек перестанет капать на плечи, когда идешь по коридору.
И в этот момент Пауло было все равно, что он стоит на башне замка и светится в своей красной футболке, как идиот. Он и был в какой-то степени идиотом, а еще Хранителем замка, красным рыцарем Гродзеца.
И ему еще предстояло смириться с тем, что его обманули трижды. В конце концов, духи не хотели ничего плохого. Все-таки это было в их традициях — обманывать и путать людей.
Пауло сел и свесил ноги вниз. Заходило солнце, окрашивая крыши Гродзеца багрянцем.
По наследству Пауло перешел очень красивый замок. И ему предстояло проделать большую работу, чтобы всем это доказать.
Автор: Йоонст.
Размер: миди (6 132 слова)
Пейринг/Персонажи: Пауло Дибала, польская сборная (не вся), эпизодически — Лоран Косельни и Клаудио Маркизио
Категория: джен
Жанр: драма, мистика, мифология!АУ
Рейтинг: PG-13
Саммари: У замка Гродзец своя история и свои хозяева.
читать дальшеВойна доходила до Гродзеца лишь отголосками: далекими всполохами, канонадными раскатами, гулом самолетов в небе.
Вокруг замка стояла мертвая тишина. Лес молчал, усыпленный возвращением хозяина.
А Болеслав видел то, чего боялся больше всего в жизни: войну, ступившую на порог Гродзеца.
В огромном зеркале в старой раме плескался пожар. С треском рушились деревянные перекрытия замка. Обугливался и без того темный старый камень. Догорал полощущийся на ветру и в огне флаг.
Болеслав метался по комнате, будто бы пожар мог вырваться из зеркала и перекинуться на реальный камень настоящего, не отраженного замка Гродзец. Он собирал вещи, пихая, что придется, в саквояж.
Скарбник тяжело вздохнул и подтянул к себе саквояж, чтобы перебрать и уложить вещи ровно.
— Уезжаешь? — сварливо спросил дух.
Болеслав ничего не ответил, только мотнул головой в сторону зеркала.
Дух пожал плечами.
— Мы-то не видим, что там.
Но Болеслав его не слушал. Следующим же днем он уехал из замка, чтобы никогда туда больше не возвращаться.
А через месяц от шального заряда загорелся лес вокруг замка; вскоре сгорел и сам замок Гродзец.
Когда Пауло открыл глаза, потолок ничем не отличался от всего, увиденного им раньше. Та же люстра в стиле хай-тек, те же прямые лучи света, такие же, как всегда, мелькающие в воздухе пылинки.
Многие из его однокурсников отдали бы руку (две?), чтобы после выпуска работать в Италии. Пауло это ничего не стоило — связи матери, помноженные на связи отца, и вот он уже сотрудник одной из крупных Туринских фирм с филиалами по всему свету. Вопрос, ехать ли в Италию после университета, не стоял: вы что-то слышали о аргентинском машиностроении? А о «Фиате»? «Феррари»? «Мазерати»? Вот то-то же.
То, что для других было лишь недостижимой мечтой, для Пауло было обыденностью. Причем, нужно сказать, обыденностью довольно унылой. Кроме того, что Турин был столицей итальянского машиностроения и городом, в котором располагалась штаб-квартира «Фиата», интересного в нем не было ровным счетом ничего, потому как палаццо, замки и барокко Пауло не интересовали.
Ответа на вопрос, что же на самом деле интересовало Пауло, не знал даже он сам.
Поэтому каждое утро начиналось у него именно так: медленно, тягуче, в попытке осознать самого себя и свое место в этой жизни. А потом звенел будильник. Почему нельзя было спать до самого звонка, было науке неизвестно. Из-за этого Пауло не высыпался и немного клевал носом, хотя, возможно, все дело было в том, что не нужно было полночи рубиться в ФИФА.
Каждый раз вставать и собираться на работу было тяжело и странно. Не потому что приходилось самому гладить себе рубашку, а потому что все вокруг казалось таким… обычным. И то ли душе требовался полет, то ли заднице — приключения.
Приключения в его отрасли бывали редкостью, но тоже случались.
Например, в лице сидящего на его столе руководителя отдела, в котором трудился на благо общества Пауло. Пауло осторожно прикрыл за собой дверь кабинета, дошел до стола и повесил рюкзак на спинку стула, не отрывая настороженного взгляда от начальства. Начальство с интересом смотрело на него в ответ.
— Клаудио? — осторожно поинтересовался Пауло.
Синьор Маркизио, удобно усевшийся на бумагах, разложенных по его столу, и требовавший, чтобы его называли исключительно по имени, кивнул.
— Что-то случилось?
Несмотря на то, что Маркизио был довольно лояльным руководителем отдела, его появление на рабочем месте (в настолько буквальном смысле) ничего хорошего не предвещало. Ничего плохого, впрочем, тоже.
— Я только что был у Джиджи. По твоему поводу вызывал.
Пауло насторожился. То, что самый главный босс вызывал Маркизио на ковер по его поводу — это было совсем нехорошо.
— И чего?
Несмотря на встречу с Джиджи, Маркизио улыбался и был, похоже, доволен собой и всем окружающим его миром. И совершенно не собирался так легко колоться на предмет темы их с боссом беседы.
— Все. Тебя ссылают.
— Куда?
Пауло вытянул из-под руководителя свой ежедневник ледяными от волнения руками и перелистал его. Планы на будущую неделю у него были, и ни один из них не содержал пункта «высылка».
— В Польшу, — лучась довольством, ответил Маркизио.
Пауло осторожно сел. Сердце билось где-то в горле.
Он ничего не имел против Польши. Совсем. Не то чтобы он много о ней знал, кроме парочки футболистов, но насильственное перемещение из одной точки в другую должно было быть запрещено еще в прошлом веке!
— Да ты чего, — Маркизио толкнул его в колено. — Это же всего лишь командировка. Радуйся, что не в Индию или Беларусь.
Пауло тяжело сглотнул и кивнул. Кажется, уныние, накатившее на него в последнее время, отлично лечится — например, командировкой в Восточную Европу. И хорошо еще, что не Индия или Беларусь, вот точно.
Они там как, английский-то знают вообще?
Маркизио слез с его стола и похлопал Пауло по плечу.
— Я тебе документы на почту кину. И билеты на понедельник. Не ссы, Польша — это не страшно. Может, даже приятно.
Маркизио подмигнул ему и вышел из кабинета.
Пауло подкатился к своему столу, сполз по стулу и вытянул ноги. Включил компьютер и мрачно уставился в экран.
Что в Польшу летают самолеты, стало для Пауло приятным сюрпризом. Что самолеты летают даже во Вроцлав, вообще немного примирило его с действительностью. Несмотря на раннее время, с рейса из Рима его встречал представитель польского «Фиата». К счастью, по-английски он говорил.
Производство находилось далеко за пределами города. Пауло смотрел в окно, не особенно поддаваясь на попытки себя разговорить. Он один раз мрачно зыркнул на водителя, и тот поспешно замолчал, алея ушами. Пауло же хотелось только спать.
Вроцлав как-то быстро закончился (или даже не начинался), за окнами поплыли типично славянские поля и небольшие городки. Пауло дремал, прислонившись к стеклу, и только иногда угукал. Водитель, оправившийся от его взгляда, снова взялся за свое: обещал, если будет желание, отвезти посмотреть на исторический центр Вроцлава, обещал сразу же доставить в квартиру, арендованную для Пауло, чтобы тот мог выспаться…
Говорил, говорил, говорил… затем вдруг хлопнул Пауло по плечу и перегнулся через него, чтобы что-то показать за окном.
— Это — Мемориал Гросс-Розен, — с затаенным волнением сказал водитель.
— А? — неожиданно выдранный из полудремы Пауло уставился на него чуть ли не с испугом.
— Концлагерь, — пояснил водитель.
Пауло повернул голову к окну. Успел увидеть только два деревянных сарая с каменным домом-тоннелем между ними. Мелькнули мелкие буковки на белом камне, установленном на повороте с дороги: «Гросс-Розен». И гипертрофированная колючая проволока поверх. И еще несколько метров вдоль дороги тянулась проволока совершенно обычная, настоящая, натянутая между каменными сваями, вбитыми в землю.
— Ну как? — спросил водитель, кося одним глазом на пассажира.
— Отвратительно, — буркнул Пауло и снова погрузился в дремоту.
Только что его мнение о поляках стало хуже. Похоже, ребятам совершенно нечем было заняться, кроме как держать в чистоте и порядке старые сараи и взращивать в себе культ жертвы.
Водитель обиделся и до самого городка, в котором и находился завод, не проронил ни слова. Всучил Пауло ключи от квартиры, конверт со всяким важным и полезным вроде адреса завода и местной сим-карты и сказал, что завтра его будут рады видеть на рабочем месте, таким тоном, как будто желал ему провалиться в Ад.
Пауло не особо обиделся, невнятно побурчал в знак прощания и поднялся на последний этаж небольшого трехэтажного дома. После непродолжительной борьбы с дверным замком Пауло попал в квартиру, в которой ему предстояло провести следующие две недели своей жизни. В квартире было предсказуемо пусто: пустой холодильник, идеальная чистота (если не считать небольшой пыли на телевизоре). Мысленно пообещав себе вечером сходить в магазин за продуктами, Пауло бросил рюкзак на пол, упал на кровать, не расстилая, завернулся в покрывало и практически сразу же уснул.
Вечерний городок был пуст практически так же, как и утренний. Пока что единственным человеком, которого встретил Пауло, выходя из квартиры, был его сосед по лестничной клетке — тощий, в вызывающе обтягивающей красной футболке, носатый, он поулыбался Пауло и первым сбежал вниз по лестнице.
На самом деле город не вымер: просто жил своей тайной жизнью. В ближайшем продуктовом магазине, помимо кассира, отирались еще несколько людей. Не глядя ни на кого из них, Пауло покидал в корзину самое нужное вроде хлеба, воды и зубной пасты, расплатился, тихо подивившись, что у него получилось это сделать с помощью итальянской карты, переложил покупки в рюкзак и обратился к продавцу на английском:
— Здесь есть где посидеть вечером? Кафе какое-нибудь?
Продавец сначала уставился на него непонимающе, затем быстро зашептался со своим посетителем.
— Ясно, — буркнул Пауло и собирался уже выходить из магазина, когда покупатель, с которым шептался кассир, вдруг его окликнул и на ломаном английском объяснил, как добраться до центра города, в котором можно найти несколько кафешек и ресторанчиков.
Предполагалось, конечно, что это очень даже «кафе» и «рестораны», но Пауло отлично понимал, что он там увидит.
И почти не ошибся.
Первая же попавшаяся ему на глаза кофейня с открытой террасой практически ничем не отличалась от многих европейских заведений, ориентированных на легкий перекус и чай-кофе. В целом, большего Пауло и не было нужно.
Он сел на улице, несмотря на подкрадывающийся вечерний холодок, и уставился в меню. Меню было на польском. Девочка-официантка тоже не говорила по-английски. Произнеся слово «кофе» на всех известных ему языках и ни разу, видимо, не угадав ничего похожего на польское слово, отчаявшийся Пауло ткнул пальцем в меню наугад. Официантка кивнула, поправила чисто символический фартучек и ушла внутрь, оставив Пауло в одиночестве созерцать архитектуру города. Архитектура была так себе, одиночество тоже продолжалось недолго: кто-то прошел мимо Пауло и сел за соседний столик.
Можно было, конечно, пойти в другое кафе и попытать счастья с английским там, но Пауло не хотелось никуда идти. Что-то ему подсказывало, что примерно такая же ситуация будет везде.
Официантка принесла ему что-то, похожее на обычный хлеб, надрезанный сверху. Пауло поднял на девушку глаза и обреченно попробовал еще раз:
— Вода?
Видимо, в этот раз она поняла: кивнула и ушла, чтобы через какое-то время вернуться со стаканом воды.
Пауло в ужасе лицезрел содержимое хлеба, который в самом деле оказался скорее посудой, чем пищей. Внутри плавал… наверное, суп. По виду он больше напоминал что-то вроде немецкого зельца, с половиной вареного яйца и веточками укропа. Ложка увязла в супе, взбултыхнув плавающие по поверхности жиринки.
Пауло в очередной раз обреченно вздохнул и отпил воды.
— Эй, сосед!
Пауло вздрогнул и завертел головой. Больше, чем нормальный английский, он был бы рад услышать здесь только итальянский или родной испанский.
За соседним столом расположился его сосед по лестничной клетке. Его оттопыренные уши трогательно алели в свете заходящего солнца. Пауло увидел, что на столе у него стоит кружка ароматного кофе и решил, что это тот человек, с которым стоит пообщаться.
— Привет, — ответил Пауло.
— Чего скучаешь? — сосед взял кофе со своего стола и пересел к Пауло.
В любой другой ситуации Пауло бы его просто проигнорировал, но не сейчас.
— Хочу заказать кофе, но она меня не понимает.
— Да я тебе сейчас закажу.
Сосед опасно отклонился на стуле, замахав официантке рукой. Бросил ей несколько слов и вернул стул в нормальное положение.
— Что, не нравится тебе польская кухня? Журек еще ничего, только жирноват.
— Да уж я заметил, — хмыкнул Пауло, не успевший даже сказать «спасибо за помощь».
Сосед в этом, похоже, и не нуждался.
— Лоран, — он протянул руку и, почти сразу после того, как Пауло пожал ее и представился в ответ, поинтересовался: — А у тебя что, тоже польские корни?
Пауло растерялся.
— Почему?
— Ну, тебя же в командировку прислали сюда?
Пауло качнул головой. Видимо, по нему было слишком заметно, что он человек, оказавшийся здесь не по собственной воле, как турист, а по вполне определенным жизненным обстоятельствам. По работе, в общем.
— Ну вот. Мое начальство направило сюда именно меня, потому что у меня польские корни. Начальство считает, что это поможет мне лучше найти общий язык с местными аборигенами. Ну, типа там лучше понимать их птичий язык и все такое.
— Ну, ты же понимаешь, — заметил Пауло.
— Чуть-чуть. Знаю пять важных слов: кофе, пожалуйста, выпить, любовь и занято.
Пауло задумался на мгновение о сакральном смысле этих пяти слов. Официантка принесла кофе, черный, как душа Сатаны, и Пауло с удовольствием сунул нос в кружку.
— И долго ты тут?
— Уже две недели, — Лоран щедро отхлебнул свой кофе и чуть не облился. — Здесь очень скучно. Хотя девочки очень красивые.
Смысл и важность этих пяти слов начал проясняться сам собой. Пауло кивнул.
— Напиши мне потом эти слова на бумажке, ладно? Хотя бы «кофе» и «пожалуйста».
— И «выпить», — подсказал Лоран, шарясь по карманам в поисках клочка бумаги — им оказался билет на местный автобус.
— Может быть, — уклончиво ответил Пауло.
Быстро стемнело и стало еще холодней. Пауло грелся при помощи кофе, а Лорана, видимо, грели разговоры. Он успел рассказать о себе, о своей работе, о жене и детях, о хобби в виде игры в футбол…
Пауло подумал, что он бы с таким человеком в разведку не пошел. И тайны бы ему свои не доверил.
Впрочем, с Лораном было довольно приятно.
В какой-то момент он ухватил Пауло за руку и ткнул пальцем куда-то в небо.
— Смотри!
Пауло послушно поднял голову.
Небо над городом было очень высоким и звездным. Мелкие и крупные звезды рассыпались по темному небу как веснушки на лице рыжего, а одна, особо яркая, падала, оставляя за собой светлый росчерк.
— Рано-то для звездопада.
— Это не звезда, — радостно ответил Лоран.
— Да, — кивнул Пауло, — это метеор, который сгорает в атмосфере, бла-бла…
— Да нет, — Лоран выглядел очень довольным, как будто бы это была не падающая звезда, а радуга, на другом конце которой лепрекон припрятал для него горшочек с золотом. — Это летавец. В общем, у них тут есть такая легенда про духа, который падает на землю как звезда, а затем является к жертве в облике знакомого человека. Ну и занимается с ним, сам знаешь…
— А зачем? — спросил Пауло.
— Что зачем?
— Зачем занимается?
— Ну ты, блин, спросил, — протянул Лоран и одним махом допил свой кофе.
Работать в Польше оказалось лишь немного сложнее, чем в Италии — из-за разницы языков, — и ничуть не интереснее. В скромном пиар-отделе (он же, по совместительству, пресс-центр) трудилось всего двое поляков. Когда Пауло вошел в отведенный для отдела кабинет, один из них прибирался, распихивая документы и модельки машинок по коробкам и органайзерам, а второй сидел на стуле и пил чай. Кроме того, что оба они были блондинами, общего у них больше ничего не находилось: один напоминал Пауло спокойного мишку, а второй — радостного суриката.
Когда «сурикат» закончил наводить порядок и наконец-то обратил внимание на Пауло, «мишка» встал со стула и принялся все раскладывать по местам.
— Лукаш, — представился «сурикат», протягивая руку для рукопожатия.
Первая буква имени в его устах прозвучала странно: то ли «л», то ли «в». Пауло кивнул и пожал руку, поверх плеча «суриката» наблюдая за тем, как «мишка» раскладывает документы по столу, а модельки машин возвращает на застекленную полку.
— А это Якуб, — добавил Лукаш, показывая на своего коллегу. — Чаю?
— Нет, спасибо, — ответил Пауло.
Лукаш кивнул, сел на стул Якуба, взял недопитый им чай и принялся прихлебывать.
Пауло, не прекращая настороженно наблюдать за обоими, подошел к свободному столу, водрузив на него свой рюкзак, как флаг.
В целом, они оказались нормальными, если не считать маниакальной потребности Лукаша все складывать в коробки, а Якуба — потом это все возвращать на место. По-английски оба говорили неплохо, пусть и с заметным акцентом, но с ними хотя бы можно было поговорить — спросить пароль от компа, как пройти в столовую или где прогуляться после обеда. Они с готовностью отвечали, иногда хором.
Несмотря на небольшое количество работы, к вечеру Пауло чувствовал себя усталым. Он проехался на автобусе до квартиры, хотя мог бы пройтись пешком, и уже предвкушал вечер в компании бутербродов с колбасой, польского телевидения и безлимитного интернета. В его планы бесцеремонно вмешался Лоран, как будто карауливший его у квартиры.
Он появился на лестничной клетке, все так же трогательно светясь ушами в свете лампочки, и, не здороваясь, сказал:
— Я еду смотреть на замок Гродзец. Ты со мной? — он не дождался ответа Пауло и зачастил: — Я знаю его историю. И легенду про него знаю. Поехали? Ну поехали со мной, мне скучно одному. Ну по-е-ха-ли!
Помимо вполне ощутимого желания послать соседа куда подальше и провести вечер в блаженном ничегонеделанье, Пауло очень хорошо осознавал, что Лоран может его попросту задолбать. А если обидится — то и того хуже.
— Ладно, — обреченно согласился Пауло. — Только ноутбук из рюкзака выложу.
Лоран терпеливо ждал его на площадке, переминаясь с ноги на ногу.
— Пойдем, — Лоран ухватил его за руку и потянул по лестнице вниз. — А то на автобус опоздаем.
Пришлось скакать через ступени.
На автобус они все-таки успели, вбежав в последний момент и купив билеты у водителей.
Пауло повертел узенькую бумажку в руках и сунул ее в карман, устраиваясь на сидение у окна. В автобусе было душно и не очень приятно пахло, но Лоран, севший рядом, этого, видимо, не замечал и не переставал трепаться.
Про историю замка он знал на самом деле очень мало. Больше ему нравилась легенда про красного рыцаря, которой он с готовностью и поделился с Пауло.
Суть истории состояла в том, что у всех замков старой Силезии существовали хранители, чаще всего из рода, проживающего в нем. Но со временем многие замки пришли в запустение, были уничтожены во время войны или переоборудованы под отели или музеи. Поселиться надолго в них не мог никто — и не сможет, пока на это не даст разрешение хранитель замка.
Пауло дремал, прислонившись головой к дребезжащему стеклу. Его мутило от этой вибрации, запаха салона автобуса, монотонного голоса Лорана, экскурсовода из которого не получилось совсем.
— Ты слушаешь? — прервался Лоран.
— Слушаю.
— И о чем я говорю?
— О хранителе замка, — расплывчато ответил Пауло, не открывая глаз.
Такая формулировка устроила Лорана, и он продолжил:
— Это я к чему?
— К чему? — поддакнул Пауло.
— К тому, что по преданию, на флаге, развевающемся над Гродзецом, изображен скачущий на красном коне красный рыцарь. И что в замке до сих пор иногда видят призрак: это скелет в доспехе и красном плаще. Якобы этот призрак напугал рабочих, которые были наняты для того, чтобы восстановить замок, потому что он был разрушен во время Тридцатилетней войны. А во время войны замок взял и сгорел. Просто взял и сгорел. А красного рыцаря до сих пор иногда видят на одной из башен. Охраняет, значит. И чем он не хранитель замка?
— Точно, — согласился Пауло, в какой-то момент переставший дремать и начавший слушать более внимательно. — Наверняка это он и есть.
Лоран некоторое время помолчал.
— Правда, есть один косяк.
— Какой?
— Он же скелет. Как он при этом может быть живым человеком?
Пауло хмыкнул. В его представлении во всех легендах было слишком много косяков. И никто почему-то не обращал на это внимание.
— Может, он инопланетянин? — предположил он.
Лоран возмущенно фыркнул, явно уязвленный тем, что Пауло так скептично отнесся к истории.
— Пошли, инопланетянин, наша остановка.
Водитель высадил их практически посреди леса и укатил в сторону чешской границы. Лоран повертел головой и решительно пошел вперед, хотя, на вкус Пауло, любое направление в этой странном месте могло быть как направлением «туда», так и «сюда».
— Ты знаешь, куда идти? — на всякий случай уточнил Пауло.
— Ну, я посмотрел гугл-карту, — не очень уверенно ответил Лоран. — Да ладно тебе, ерунда, дойдем куда-нибудь. У меня есть карта в телефоне, если что.
— Если что, — сварливо проворчал Пауло.
Заблудиться в лесу ему совсем не улыбалось.
— Кстати, есть еще одна легенда, которая объясняет, почему в лесах здесь частенько кто-нибудь пропадает. В общем, граничники — это такие духи нечестных землемеров — заводят в самую глушь и там…
Впрочем, Лоран не завел его никуда и не бросил там. На повороте он торжественно ткнул пальцем в указатель на Гродзец, говорящий о том, что, во-первых, вы ступаете на дорогу к замку (дорога так и называлась), во-вторых, сам замок в стольки-то километрах отсюда.
— Убедил, убедил.
Замок замаячил среди густого леса красными крышами, показалась конусообразная средневековая башенка, асфальт сменился битым камнем.
— Симпатично, — заметил Пауло.
Лоран, в какой-то момент отставший, чтобы завязать шнурок, поддакнул из-за спины:
— Ага. Ты бы видел, как тут круто, когда густой туман. Или дождь. Или когда у дома есть хозяин, и нет никаких реконструкторских фестивалей, кафешек, ярмарок и прочей лабуды.
— Что? Так ты был тут раньше, что ли? — Пауло обернулся, чуть не запнулся и остановился.
Голос Лорана только что звучал за его спиной, но на дороге было пусто. Лорана не было.
В одно мгновение на летнее солнце набежала туча, потемнело. Небо заволокло серо-сизым. На нос Пауло упала ледяная капля. Под ногами у него как будто начал бултыхаться молочный туман.
— Лоран?
Пауло дрожащими руками схватился за телефон. Сигнала не было.
Пауло замер, напряженно вслушиваясь в тишину. Ничего: только едва слышно шуршал по листве начинающийся дождь. Туман наползал от леса, заставляя нервничать еще больше.
Он позвал Лорана еще раз.
— Это совершенно идиотская шутка, выходи.
Лоран не отзывался.
Варианта оставалось всего два: либо идти назад, к дороге, либо вперед, к замку. Скорее всего, Лоран ждал его, счастливо попивая горячий кофе, где-нибудь в кафешке, приютившейся у замка. Так что и Пауло не оставалось ничего другого, кроме как направиться в том направлении.
Все это, конечно, выглядело очень жутко и кинематографично. Замок терялся в тумане, подъездная дорожка была видна где-то на треть. Пауло прошел мимо полуразвалившегося деревянного мостика, наверное, отстроенного для туристов после войны. Будь у Пауло чуть более нежная психика, ему было бы очень неуютно в этом месте одному.
Ну, а так ему было просто неуютно. Сразу вспомнились слова Лорана про граничников. И про скелет в рыцарском доспехе тоже.
Так что не исключено, что при встрече Лоран получит в рожу.
Замок выглядел заброшенным, несмотря на то что его должны были частенько навещать туристы. Кафе с одноименным названием было закрыто, импровизированная парковка пустовала.
С той стороны, с которой Пауло подошел к замку, он уже не просто выглядел, а был совершенно очевидно заброшен и походил скорее на развалины, чем на нечто, пригодное к жилью.
Лоран мог оказаться где угодно — за каждым углом, поэтому Пауло шел осторожно, как по минному полю, то и дело озираясь и замирая, прислушиваясь.
С мыслью о горячем кофе, видимо, можно было попрощаться.
Сам замок начался неожиданно. Стелился такой же молочный туман, только по обе стороны от дороги вдруг стало больше камней, когда-то бывших стенами галереи. Кое-где они сохранились лучше, кое-где хуже, а иногда стены и вовсе сравнялись с полом. Залезая на одну из поваленных стен, чтобы пройти дальше, Пауло снова позвал Лорана, пообещав ему, что если он появится прямо сейчас, смерть его не будет долгой и мучительной.
Тишина была ему ответом, да шорох камней под ногами.
Нужно было возвращаться к дороге. Только вот сети на телефоне не было, ждать автобус предстояло еще часа три, а ловить попутку под дождем в таком месте можно было еще дольше.
Если бы в роду Пауло была бы хоть капля ведьмачьей крови, Лоран был бы проклят до седьмого колена. И все это — с чувством и с душой.
Пауло спрыгнул с камня в молочный туман и заорал, ухнув ниже. Под ногами не оказалось пола, он падал вниз, в затхлое помещение, в котором даже сквозь десятки лет чувствовался запах гари.
Падение замедлилось: кто-то подхватил Пауло под руки и осторожненько поставил на пол. Пауло снова заорал.
— Ты чего визжишь? — мрачно поинтересовался Якуб.
Пауло демонстративно схватился за сердце.
— Ты рехнулся?! Так и помереть можно раньше времени!
Якуб пожал плечами, видимо, и не ожидав, что Пауло будет его благодарить за чудесное спасение.
— Ты что здесь забыл?
Пауло, наконец-то, оклемался и проморгался. В подвальном помещении было сумрачно — пробои в потолке не пропускали солнечный свет, даже если бы он был. Вместо этого они отлично пропускали дождь.
Якуб в сером воздухе казался каким-то призрачным. Пауло на всякий случай схватил его за рукав — нет, рукав оказался вполне материальным, как и рука под ним.
— Я живу здесь, — ответил Якуб, высвобождая руку. — Пойдем, надо тебя вывести отсюда.
— Что? Живешь?
Пауло последовал за ним, ступая осторожно, под каждым камешком предполагая угрозу. Но Якуб шел впереди довольно решительно, не спеша куда-либо проваливаться.
Впереди показался тускло светящийся прямоугольник дверного проема, который Якуб на мгновение загородил своей широкой спиной. В освещенном помещении на несколько голосов говорили на польском. Пауло вошел, прикрыв глаза — несмотря на приглушенный свет, они тут же заболели.
Комната, судя по стенам, тоже когда-то полыхавшая, напоминала рыцарский зал в лучших традициях романа Вальтера Скотта. Даже свечи горели, подкапчивая и без того черный потолок.
За столом сидело несколько человек, с которыми Якуб и говорил.
— Он не знает польского, — заметил Якуб, когда Пауло, наконец, проморгался и смог осмотреться.
Одним из сидящих за столом оказался Лукаш, неожиданно неулыбчивый и серьезный. Остальных Пауло не знал.
— Где это видано, чтобы потомок Дибалы не знал родного языка? — едко спросил один из сидящих.
Пауло нахмурился и открыл рот, чтобы сказать что-нибудь недоброе, но Якуб опередил его:
— Так сложились обстоятельства, Гжегож.
Пауло клацнул зубами.
— Я знаю четыре слова по-польски. Лоран…
И вдруг вспомнил:
— Лоран! Вы видели Лорана? Он здесь?
Поляки (почему-то в том, что все они были поляками, у Пауло сомнений не возникло) переглянулись. И все, как один, уставились на темноволосого молодого человека с очень красивым лицом и тяжелым взглядом, вольготно откинувшегося на спинку дубового стула.
— Что? — он выразительно поднял бровь. — Наверное, он у себя дома. Может быть, не у себя. Я не знаю.
— Этого не может быть, — возмутился Пауло. — Он привез меня сюда, а потом куда-то слинял. Если меня обвинят в его похищении и убийстве в лесу, я…
— Его здесь нет, Павел, — строго ответил темноволосый. — Я тебе клянусь.
Пауло не понравилось это обращение, и он вспылил. Почему-то досталось от него Якубу, все так же стоящему рядом:
— Что за чертовщина?! Я в своем уме, и это Лоран привез меня сюда! Я не должен верить кружку бомжей, занимающихся реконструкцией и сатанизмом. Я ухожу.
— Это вряд ли, — спокойно ответил Якуб.
— Что?!
Пауло сделал шаг назад, чтобы вернуться в подвал, из которого Якуб его только что вывел, и поискать другой выход. Никто не вставал из-за стола, не тянулся к нему, чтобы остановить. Даже Якуб держал руки в карманах.
Только за его спиной больше не было двери. Пауло пошарил рукой по стене, обернулся, потрогал уже двумя руками. Сердце ухнуло вниз.
Он прижался к стене спиной и в ужасе переводил взгляд с сосредоточенного лица Якуба на безмятежного Лукаша. Сидящий за ним темноволосый как-то нехорошо улыбался.
— Вы меня убьете, да? — Пауло от ужаса смешал три языка.
Раздались смешки. Якуб поднял брови:
— С чего ты решил? — он обошел стол и сел на свободный стул. — Если Роберт сказал тебе, что твоего друга здесь нет, то его правда здесь нет. Это Роберт тебя привел сюда.
Темноволосый кивнул.
— Помнишь, он тебе рассказывал про летавца? Вот он я, — он широко развел руками, красуясь.
— Господи, что… — прошептал Пауло, медленно продвигаясь вдоль стены.
Спокойнее ему не стало, даже наоборот. Лоран — не Лоран? — кажется, говорил, что… Ох-ох-ох, лучше бы они оказались реконструкторами-сатанистами.
Пауло медленно полз по стене. Взгляды с любопытством следили за ним, не отрываясь. Это, а еще то, что в помещении не оказалось дверей вообще, заставило его остановиться и сползти на пол.
— Вообще-то парнишка очень похож на деда, — заметил Лукаш.
— Ничего он не похож, — проворчал Гжегож.
— Ну да, — фыркнул Якуб. — Вспомни, как орал Болеслав, когда впервые тебя увидел.
— Я бы на тебя посмотрел, — рассмеялся Лукаш, — если бы у тебя под кроватью поселилась такая рожа.
Гжегож махнул на него рукой.
— Я ему золото приносил! Цацки всякие.
— Краденое добро ему было ни к чему, — фыркнул Роберт. — Клобучья твоя натура…
Пауло уткнулся носом в колени, обхватив голову руками. Это было так странно и так глупо, что лучше бы все это оказалось сном.
Лукаш присел рядом с ним на корточки, потыкал в колено. Пауло отмахнулся от него.
— Ну, Пауло, прекрати дуться, — неверно истолковал его состояние Лукаш.
— Вы уроды, — невнятно буркнул Пауло в ответ.
— Мы не уроды! — где-то вдалеке возмутился Роберт.
— Мы не уроды, — согласился Лукаш. — Просто мы не люди. У нас немного другие принципы. Мы живем ради другого. Ради того, чтобы у нашего дома был хозяин. Хранитель, если хочешь красивых терминов.
— Не хочу.
— Пауло, — позвал его Лукаш.
— Ну?
— Можно, я кое-что тебе покажу? А после этого ты решишь, остаешься ты с нами или уходишь. Ладно?
Пауло немного приободрился и даже поднял голову. О том, что он, без сомнений, захочет уйти после того, что ему покажут, Лукашу лучше было не знать. Пауло кивнул.
— Пойдем, — Лукаш протянул руку, Пауло взялся за нее и поднялся.
От стола отделился еще один молодой человек (не человек?).
— Я провожу вас в комнату, — сказал он.
Голос его звучал странно: как будто издалека и одновременно очень близко.
— Это Щенсны, — представил Лукаш, а Пауло не обратил на него внимания, глядя на то, как в стене появляется дверь.
Щенсны вышел первым, Лукаш пропустил Пауло, и они оказались в коридоре.
Лукаш рассказывал, что Щенсны, вообще-то, морок, и если раньше он путал и водил по лесу туристов, подкидывая им веселые и не очень видения, то сейчас он сам не до конца уверен, существует ли он или же он просто видение самого себя.
Пауло его не слушал, погруженный в свои размышления. О том, что они все, наверное, не в своем уме и что пропавшая дверь еще ничего не значит. Что ему предстоит вернуться в город и немедленно связаться с Маркизио, чтобы тот любыми способами возвращал его в Турин прямо сейчас.
В коридоре смотреть было не на что, а вот комната, в которую привели Пауло, кажется, совсем не пострадала от огня и времени: кровать с балдахином, аккуратно затворенные шкафы и прибранный стол.
— Это комната твоего деда, — сказал Лукаш с затаенной гордостью. — Я здесь прибрался после того, как он уехал, а то он, знаешь, собирался в спешке…
Пауло не знал. Он смотрел на зеркало в углу комнаты, занавешенное красной тканью. Щенсны стоял рядом, держа ткань за край.
Лукаш принялся смахивать ладонью пыль с чернильницы. Пауло подошел к зеркалу. Щенсны сдернул ткань и накинул ее на плечо Пауло. Тот дернул плечом, и ткань с шорохом поползла вниз.
— Ну, что там? — недовольно спросил он.
Щенсны осторожно коснулся его плеча, призывая посмотреть на себя.
— Это зеркало.
Пауло скривился.
— Я это и так вижу.
— И оно покажет то, что ты захочешь. Попроси его показать тебе твою квартиру в городе.
— Ладно, — вздохнул Пауло и повернулся к зеркалу.
Это звучало слишком. В сказки он никогда не верил и не планировал начинать. Тем более что…
Зеркало вдруг нагрелось. Теплым, нет, горячим воздухом плеснуло в лицо Пауло, он даже отшатнулся. Даже запахло горячим — ноздри обожгло. В старой раме плясал огонь.
Его квартира — снятая для него квартира в городе — горела. Вот, и она уже догорела — черные стены, остов стола и кровати, гарь в воздухе и тяжелая водная взвесь.
— Ч-что это? — спросил Пауло, оглядываясь на Лукаша.
Тот ответил, не отрываясь от протирания стола неизвестно откуда взявшейся тряпкой.
— Не знаю. Мы не видим, что там.
— Там моя квартира, — торопясь и забывая слова, ответил Пауло. — И она сгорела!
— А, ну да, — спокойно согласился Лукаш, отодвигая от стола стул и садясь. — Когда мы узнали, что будет пожар, решили, что лучше заманить тебя сюда, чем погибнет еще один потомок Дибалы. Даже обманом. Послушай…
Щенсны поднял с пола красную ткань и накинул ее на зеркало.
— Если ты станешь хранителем замка, у тебя будет совсем другая жизнь. И сам Гродзец тоже заживет. Ты можешь сделать здесь что угодно: музей, отель… Интернет мы тебе проведем. Гжегож натащил сюда много компьютеров, техники всякой, даже мопед есть. Замку нужен хранитель, Пауло.
Пауло покачал головой.
— Господи, какой бред… Лукаш, ты сказал, что покажешь — и я могу уйти, если захочу.
— Ну, да, — согласился Лукаш.
— Я могу уйти?
Лукаш замялся, переглянулся с Щенсны и ответил:
— Конечно.
Лукаш, вообще-то, его обманул.
Замок просто не выпустил Пауло. Плевать замку было на то, согласен Пауло стать хранителем или нет. С того самого момента, как он ступил на дорогу, ведущую сквозь галерею, он уже принял на себя эту ответственность.
Пауло орал два дня. Метался по замку, сшибал предметы, ругался на духов, попадающих под руку, тряс Якуба, почему-то слишком часто оказывающегося рядом.
— Да на что вы вообще рассчитывали?! — он цеплялся за руку Якуба, тряс его за рукав, с трудом подбирая английские выражения.
— На то, что кровь предков взыграет, — ответил Якуб, не пытаясь отлепить его от себя.
Пауло бесился, ругался, выпускал пар.
— Мы подумали, что раз уж все равно замок тебя не отпустит, тебе самому будет проще, если ты согласишься по своей воле. Но получилось вот так. Кто же знал?
— Господи, чтоб вас всех, — выдыхал Пауло и мчался дальше по коридору, вне себя от злости.
Духи могли выходить из замка. Некоторые даже могли вовсе из него уйти. Хранитель — не мог. Точнее, замок сам решал, когда начинать выпускать своего хозяина за порог. В случае с Пауло на это сильно не приходилось рассчитывать.
За время бесцельного метания по замку Пауло узнал многое. Что Лукаш и Якуб — скарбники, духи, хранящие богатства своего хозяина. Один постоянно прибирал то, что притаскивал в замок Гжегож, а другой разбирал. Они ругались друг на друга и при том жили душа в душу. Пауло даже казалось, что друг без друга им будет очень плохо, как и остальным, ни разу в жизни и не думавшим прибираться в Гродзеце.
Что Роберт в самом деле летавец, и на вопрос, зачем тот вступает в связь с человеком, к которому является, он только загадочно улыбается. В целом личная жизнь Роберта гудит, свистит и веселит всех окружающих.
Что и Гжегож, и Щенсны, и все остальные живут в Гродзеце уже немало лет и со скуки работают в городе, а иногда занимаются своими обычными бесовскими делами.
Что в лесу водятся лейини, лесные демоны в виде оленей, опасные для туристов, если за ними не приглядывает хранитель замка и прилежащих угодий.
Что быть хранителем замка, покуда жизнь в нем не закипела, очень скучно. Проведения интернета еще предстояло ждать и ждать, клятвенно обещанного кабельного тиви — тоже. Та висящая на зеркале тряпка оказалась плащом красного рыцаря, и Пауло кинул ее в Лукаша, стоило тому заикнуться о преемственности поколений.
Согласился только на то, чтобы сменить рубашку на красную футболку, но не больше.
Пауло почти смирился с тем, что его обманули. Больше всего смущало отсутствие приличного туалета. В конце концов, у него просто не оставалось выбора, а туалет потихоньку строился.
— Я знаю, что я хочу здесь организовать, — наконец решил Пауло, усадив перед собой Лукаша и Якуба, как самых домовитых и хозяйственных существ в замке, к тому же, работающих на заводе «Фиата». — Давайте сделаем здесь бизнес-центр. Перетащим офис «Фиата» сюда, продолжим работать, деньги зарабатывать на замок, можно второй этаж сдавать для еще каких-нибудь офисов, столовую оборудовать.
Он замолчал, ожидая решения с некоторым волнением. Хотя к чему было волноваться? Это он был хозяином замка и сам решал, как им распоряжаться.
Лукаш с Якубом переглянулись.
— Ты уверен, что это хорошая идея? — поинтересовался Якуб.
Выслушав множество гневных отповедей от Пауло, он был морально готов к очередной.
— Конечно, — ответил Пауло, хотя почувствовал, как все внутри сжалось в комок.
Он сам не знал, что ему было настолько важно одобрение этих мифических поганцев.
— Ладно, я понял, — отчеканил Пауло и махнул рукой. — Топайте отсюда.
Скарбники снова переглянулись, поднялись и послушно утопали.
Пауло плюхнулся на кровать, перекатился на живот и свесил руку вниз. Он чувствовал себя обиженным мальчиком, чью идею реконструкции главной площади не одобрил городской совет. Он мог бы написать бизнес-план, объяснить всю выгоду от этого проекта, в конце концов, топнуть ногой и ультимативно заявить: «Делаем!» — но Якуб отбил все желание что-либо делать.
Может быть, потом ему снова захочется заниматься этим вопросом. Но пока что энтузиазм угас. В конце концов, сломить сопротивление закостенелых древних духов тоже непростая задача.
Обида Пауло прошла довольно быстро. Все-таки он был взрослым человеком и понимал, что триста лет в замке — это не белка чихнула, чтобы вот так запросто разрешить сделать из него бизнес-центр. С мыслью о музее или отеле духи явно смирились. К офисам просто не были готовы.
Осталось только плохое настроение. Пауло раздражало буквально все: кровать с балдахином (здесь нет поблизости Икеи часом?), разлапистая люстра под потолком (Икея, ау?), плащ на зеркале. Красная тряпка вообще подействовала на Пауло так, как если бы он был тосканским быком: он разозлился еще больше, подскочил с кровати, сорвал с зеркала плащ предков и кинул его на пол. Где-то здесь все предки должны были взвыть на своих небесах.
Плевать на предков. Плевать на духов, обманувших его несколько раз. Плевать на то, что жить в обмане или из-за обмана совершенно не хочется.
Пауло отражался в зеркале. Злой, растрепанный, обиженный.
— Хочу увидеть правду, — буркнул он. — Что бы было, если бы эти клоуны меня не обманули.
Он отдавал себе отчет, что это — копание в открытой ране. «Если» — не его случай. У него больше нет никакого «если». У хранителя замка Гродзец нет альтернатив.
Зеркало подернулось рябью, как будто амальгама вдруг начала сползать, превращая его в обычный кусок металла.
Пауло в зеркале стоял посреди дороги, на которой не было тумана, не было Лорана или дождя. Чуть в стороне стоял Роберт, которого Пауло не видел, и Щенсны, которого Пауло не мог видеть. Пауло выругался, вызвал такси и быстрым шагом направился к дороге. Машина подхватила его через двадцать минут и в целости и сохранности доставила к порогу дома. Пауло-не-из-зеркала вошел в подъезд, а Пауло здесь, по эту сторону зеркала, замер, ожидая увидеть клубы дыма, вырывающиеся из-под двери. Но квартира не горела.
Две недели пролетели незаметно. В пиар-отделе Пауло трудился один. И совсем скоро вернулся в Турин, сдав свой пост какому-то другому командированному счастливчику.
И все началось сначала.
Пауло просыпался в летнем Турине, смотрел на свою модную люстру, на пылинки в прямых лучах солнца, ехал в офис к девяти утра и был совершенно обычным. Скучным человеком со своей скучной жизнью.
Пауло вздохнул и накинул на зеркало красный плащ своих предков. Возможно, все сложилось не так уж и плохо, размышлял Пауло, поднимаясь на самую высокую башню, чтобы проветриться. Если открыть в замке музей или отель, а лучше недорогую гостиницу с рестораном, здесь закипит жизнь. И интернет появится, и туалет, и кровать из Икеи или откуда-нибудь еще. И воск со свечек перестанет капать на плечи, когда идешь по коридору.
И в этот момент Пауло было все равно, что он стоит на башне замка и светится в своей красной футболке, как идиот. Он и был в какой-то степени идиотом, а еще Хранителем замка, красным рыцарем Гродзеца.
И ему еще предстояло смириться с тем, что его обманули трижды. В конце концов, духи не хотели ничего плохого. Все-таки это было в их традициях — обманывать и путать людей.
Пауло сел и свесил ноги вниз. Заходило солнце, окрашивая крыши Гродзеца багрянцем.
По наследству Пауло перешел очень красивый замок. И ему предстояло проделать большую работу, чтобы всем это доказать.
Название: Пожар в «Восточном экспрессе»
Размер: миди (6 674 слова)
Пейринг/Персонажи: Марк Бартра, Роман Бюрки, Матс Хуммельс и другие
Категория: джен, пре-слэш
Жанр: драма, мистика, полицейская!АУ
Рейтинг: PG-13
Саммари: Эрик был справедлив и жесток. В отличие от Марка.
Предупреждение/Примечание: смерть персонажа
читать дальшеТреск догорающих свечей и взволнованный голос клиента отвлекал Марка от самых бытовых мыслей: от составления списка продуктов для следующего похода в магазин до неприятного осадочка, не проходящего с самого утра. Уже дважды ему снился один и тот же сон: темная крадущаяся фигура с как будто искривленными чертами лица, светлый вихор из-под капюшона, дрожащий воздух, пламя, пожирающее дорогую обивку мебели, бесшумно захлопывающаяся дверь — и инфернальный ужас после. Дальше как будто включался рубильник звука, и крики людей смешивались с ревом пламени и треском перекрытий.
Все это здорово напоминало Марку тот день, когда он узнал о смерти брата — не от матери, не от полиции, а из новостей. Картинка, заснятая случайным очевидцем, была издевательски четкой: из окна дома вырывались огненные сполохи и валил дым. И эти сны, похоже, были приглашением проследовать на прием к психотерапевту.
Оба раза после этих снов Марк просыпался среди ночи в холодном поту — и дальше уже уснуть не мог. А потому к утру был злым и невыспавшимся, что здорово сказывалось на его отношениях с клиентами. Но те были настолько впечатлены антуражными темными кругами под глазами, что верили сразу же и безоговорочно, списывая сварливость характера на избыточное общение с потусторонними силами.
— Извините? Что вы сказали?
Марк вздрогнул и заморгал, как будто его вынули из темной норки на свет божий. Клиентка никуда не делась и стала только настойчивее. Марк вздохнул и картинным жестом потер лоб рукавом свитера.
В виске начала потихоньку зарождаться мигрень.
— Я разговаривал с вашим мужем, Герта.
Марк сделал паузу, подбирая нужную фразу. Немецкий он знал как-то так: в работе предпочитал пользоваться в основном заученными предложениями, вставляя имена от случая к случаю.
— Ему не нравится, как вы ведете себя после его смерти.
По лицу немолодой немецкой фрау пробежала тень.
— Но я же… Он же всегда был не против… Как же?
Марк сочувственно покивал.
— Должно быть, ваш муж хотел бы, чтобы вы не замыкались в себе… Знаете, как бывает, если человек понимает, что не может быть с вами, он хочет, чтобы бы были счастливы с кем-то другим.
Герта растерялась и только и могла, что открывать и закрывать рот, сминая в руках сумочку:
— Но я сейчас замужем в третий раз!
Марк стушевался, но быстро взял себя в руки: такие ситуации случались в его работе достаточно часто, и ему не оставалось ничего, кроме как выкручиваться.
— Вот и я удивился. Давайте продолжим в следующий раз? Сегодня очень-очень плохой канал связи.
Герта окинула его полным обиды и недоумения взглядом, подхватила свою сумочку и засобиралась на выход.
Марк сполз по стулу, зажмурился и сжал виски пальцами.
Звук закрывшейся двери сильно ударил по мозгам.
Канал связи с потусторонним миром и так никогда не существовал, а при головной боли на нет сходили эрудиция, театральные способности и психологические навыки Марка. Он неохотно поднялся со своего стула, распахнул шторы, открыл окна и затушил свечи. Запах благовоний наконец-то начал выветриваться, а из окна зазвучала обычная городская жизнь.
Только подумав о том, что жить в центре города одновременно практично и жутко неудобно, Марк вспомнил, что Герта не заплатила за сеанс связи со своим давно почившим первым (а ведь он знал о двух других!) мужем, но решил, что обязательно стрясет с нее деньги в следующий раз.
Марк включил телевизор и пересыпал в сковородку рис, чтобы на скорую руку сообразить себе обед. Через полтора часа планировался следующий сеанс, затем за несколько часов нужно было сделать партию амулетов для свадьбы одной экзальтированной девицы.
Марк всыпал в сковородку вяленые помидоры и принялся сосредоточенно смешивать их с рисом длинной деревянной ложкой. Бубнеж в телевизоре привлек его внимание, Марк сунул ложку в рот и подошел ближе, чтобы подкрутить звук.
Едва теплая ложка с налипшими рисинками скрашивала ожидание обеда.
Главным сюжетом в сводке новостей был пожар в известной сети лакшери-отелей. Репортер взволнованно вещал, что уже второй отель пал жертвой безжалостной стихии. Марк закусил ложку и настороженно пялился в экран: камера снимала обгоревшие апартаменты с тяжелыми портьерами, точь-в-точь похожими на те, что горели в его сне.
Конечно, Марк даже не сомневался: это не было вещим сном. Может быть, он где-то услышал о пожаре, это наложилось на старое переживание о брате — и вот, пожалуйста, кошмары. Марку никогда не снились вещие сны. Магии в нем не было и капли, как, скорее всего, и во всем окружающем мире. Его матушка, женщина по-испански суеверная, любила говорить своему сыну, который в отличие от брата был склонен к фантазиям на тему монстров под кроватью: «Марк Бартра Арегаль, в мире не существует ни одного монстра, который был бы страшнее человека». Так себе напутствие для пятилетнего ребенка, но именно с этой установкой Марк Бартра Арегаль и вырос.
А свою профессию он называл искусством — потому как актеры в театре, писатели или киношники не говорили людям правды. Они говорили лишь то, что от них хотели услышать. Вот и Марк — тоже.
Камера выхватила фасад здания, обезображенного огнем, и начала отъезжать назад: провалы окон, обрамленные чернотой, огороженная улица, сворачивающиеся пожарные. Через мгновение — уже другой кадр, или прямой эфир, или снятый совсем недавно. Полицейский, одетый в идеально белую рубашку, слепящую на контрасте с обгоревшим зданием позади; обаятельная улыбка, аккуратная, слегка пижонская небритость; всплывающая плашка с именем и званием.
Марку на миг показалось, что он чувствует запах: наверное, к запаху горелого примешивался бы дорогой парфюм этого полицейского, изо всех сил пытающегося не улыбаться слишком уж обаятельно и дружелюбно под страшные слова.
— Два дня назад возгорание произошло в «Северном экспрессе», сегодня около шести тридцати пяти утра — в «Западном экспрессе», которые являются частью сети отелей семьи Хуммельсов. Мы не можем не рассматривать две версии. Первая — халатность фирмы, занимающейся обслуживанием электрики, из-за чего возгорание произошло примерно в одно и то же время.
Куда-то под подбородок ему ткнулся микрофон, как будто журналистка волновалась то ли от происшествия, то ли от встречи с таким красавцем. Полицейский не смутился, отвел от лица микрофон и продолжил:
— Вторая версия, которую полиция вынуждена рассматривать: это поджог. В любом случае, дело будет открыто, мой отдел берет его под свой контроль.
Горелым запахло совсем уж очевидно. Ругаясь, Марк сорвался с кресла, в котором только успел уютно устроиться, и бросился к плите — снимать дымящуюся сковороду. На какое-то время ему стало не до пожаров и связанных с этим снов. Тут бы самому квартиру не спалить.
Новую кофемашину на кухню их отдела поставили на прошлой неделе. Предыдущая честно прослужила почти пять лет, несколько раз выдерживала капитальный ремонт, но в конце концов испустила дух, заодно залив недоваренным кофе весь пол. Почти десять дней отдел жил на растворимом кофе, из-за чего комиссар Трапп растерял львиную долю своего дружелюбия, а обермайстер Лено и вовсе перешел на чай. Только Бюрки (комиссар Бюрки, как он любил уточнять, пародируя всем известного киногероя), казалось, ничего не замечал и пил растворимый кофе с таким же удовольствием, как и сваренный. Он вообще все делал с удовольствием, даже с прессой общался — за что его любили и журналисты, и коллеги.
С таким же рвением он взялся за установку и заправку новой кофемашины. Остальные нисколько ему в этом не мешали, тем более что в тот закуток, который именовался кухней, поместиться даже вдвоем было затруднительно. Так что Бюрки возился там самостоятельно, а остальные этому были только рады.
Как оказалось, зря.
Обермайстер Лорис Кариус с отвращением отхлебнул сладковато-горькую жижу из кружки.
— Я понимаю, почему Вайденфеллер решил перевестись, — морщась, сказал он обермайстеру Лено.
Тот тактично промолчал, вытащил из своей кружки пакетик и кинул его в корзинку для бумаг.
— Он еще тогда предчувствовал, что дело кончится именно этим, — пробубнил Кариус и сделал еще один глоток. — Наверняка он экстрасенс. Мог бы и нас предупредить, что скоро тут станет невозможно работать. Потому что как работать, когда нет нормального кофе?
— Хватит болтать, обермайстер, — добродушно сказал от своего стола тер Стеген.
— Если я не буду болтать, обермайстер, — Кариус тут же переключился со слишком молчаливого Лено на второго сослуживца, — мне придется есть, чтобы перебить этот мерзкий вкус. А есть нечего.
— У меня есть салат, — не теряя своего добродушия, ответил тер Стеген. — Могу поделиться.
Кариус демонстративно передернулся.
— О, нет, спасибо, — сказал он и поболтал кружкой в воздухе. — Представляю я этот салат. Опять какая-нибудь несъедобная зожная херня типа пророщенной сои или еще чего похуже.
— Нет, просто капуста с яблоками, — ничуть не обидевшись, сказал тер Стеген. — Полезно и вкусно.
Кариус сделал еще один глоток, скривился и больше ничего не стал говорить, вместо этого уткнувшись в бумаги, лежавшие перед ним.
Хлопнула дверь кабинета комиссаров.
— Обермайстер Кариус, — раздался жизнерадостный голос комиссара Траппа, — ты когда-нибудь опрашивал человека, который в день зарабатывает больше, чем ты за год?
— Не лучшая мотивация, комиссар Трапп, — проворчал Кариус, поднимаясь и стягивая с вешалки свою куртку.
Матс Хуммельс на пару с братом Йонасом владел сетью отелей, два из которых сгорели. После первого пожара его уже опрашивали, но теперь, когда дело перешло их отделу, следовало подойти к этому более тщательно.
Что комиссар Трапп и объяснил по телефону, подчеркнув, что успех расследования зависит от того, насколько скоро господин Хуммельс сможет найти в своем, без сомнения, забитом графике окно для встречи с представителями правопорядка. Господин Хуммельс нашел окно чрезвычайно быстро и предложил приехать прямо сейчас.
Встретили их вполне радушно, проводили в кабинет, где Хуммельс уже их ждал.
— Я понимаю, что это в моих интересах, — прервал он вежливое вступление Траппа. — Если поджигатели продолжат, нам с братом придется туго.
— А почему вы думаете, что это поджигатели? — тут же спросил Кариус.
Хуммельс нетерпеливо постучал пальцами по столу и воскликнул:
— Это же логично. Если один пожар еще можно было списать на внешние причины, то два — это уже тенденция. Вы не согласны?
— Мы рассматриваем все варианты, — уклончиво ответил Трапп.
— У вас есть какие-то причины, чтобы подозревать умышленный поджог? — снова спросил Кариус. — Может быть, недоброжелатели? Конкуренты?
Хуммельс фыркнул.
— Недоброжелателей у нас, конечно, пруд пруди. В том числе и среди конкурентов: «экспрессы» пользуются популярностью. Заслуженной популярностью, прошу отметить.
Трапп кивнул и настойчиво спросил:
— Как вы думаете, есть ли среди ваших конкурентов кто-нибудь, кто был бы настолько сильно недоволен сложившейся ситуацией, чтобы…
— Чтобы устроить поджог? — перебил его Хуммельс. — Нет, не думаю. В гостиничном бизнесе немного другие порядки, знаете ли.
— Вам не поступало никаких угроз? — спросил уже Кариус. — Может быть, что-то, что вы посчитали глупой шуткой?
Хуммельс задумался, машинально постукивая указательным пальцем по мышке. Опомнившись, он поморщился, передвинул мышку под другую руку и пояснил:
— Йонас постоянно перестраивает мышку под себя. Он левша, а этим компьютером пользуемся мы оба.
Трапп вскинул брови в знак того, что услышал эту несомненно важную информацию.
— Нет, — решительно сказал наконец Хуммельс. — Ничего такого не было. И если бы Йонасу что-то в таком духе пришло, он бы непременно сообщил.
— А как можно связаться с вашим братом? — немедленно спросил Трапп.
— Он приедет… — Хуммельс щелкнул мышкой и вгляделся в монитор. — Послезавтра. Мы планируем расширить сеть «экспрессов», поэтому он уехал в соседний город. Договаривается о покупке одного из тамошних отелей. Как только вернется, непременно свяжется с вами.
— Спасибо, герр Хуммельс, — вежливо сказал Трапп и покосился на Кариуса.
Тот кивнул.
— Думаю, на этом все, — продолжил Трапп. — Если вы что-то вспомните, немедленно свяжитесь с нами.
— Непременно, — ответил Хуммельс, улыбаясь с такой же дежурной вежливостью.
У Марка было странное ощущение неправильности происходящего. С таким, наверное, ходят к священнику или к психиатру. А что бы Марк сказал? «Добрый день, меня зовут Марк Бартра Арегаль, и я профессионально обманываю людей»? Должно быть, это не удивило бы ни священника, ни психолога — в двадцать первом веке миллионы людей именно этим и занимались, именно этим и зарабатывали себе на жизнь. Марк не был хуже и лучше этих людей.
Неправильным было не то, что он делал, а то, как он чувствовал себя. В голове слегка мутилось: на экране ничего не прочитать, от каждого движения накатывала тошнота. Марк тяжело вдохнул, дождался, пока мир перестал крутиться, и осторожно поднял голову. Нависший над стойкой парень в мокрой желто-черной толстовке скинул капюшон и растрепал чуть помятый светлый вихор:
— Здрасте! — сказал он, криво улыбаясь. — Я на седьмой этаж, там нужно лампочки поменять.
И, не дожидаясь ответа, бодрым шагом направился к лифтам.
Марк его не догнал. Дверь лифта захлопнулась прямо перед его носом, пришлось подниматься по лестнице.
К седьмому этажу Марк понял, как мало в его жизни было физических нагрузок. Он выдохся, запыхался и едва не падал на каждом шагу. На седьмом этаже уже никого не было. Шумел лифт.
В конце коридора захлопнулась дверь номера 116. Пока Марк добежал до нее, все изменилось.
Все стало очень четким.
Марк провернул ручку и дернул дверь на себя.
В следующее мгновение ему в лицо ударила удушающая волна горящего воздуха.
Огонь вырвался из номера 116, прошел сквозь Марка и накинулся на стены коридора. Слизнул картины со стен, надкусил текстильные обои — не сильно, лишь по краям, а затем они сами начали обугливаться, пошли волной. Золотые розы подхватили отблески пожара и вспыхнули еще ярче.
Спустя пять минут горел весь седьмой этаж.
Марк распахнул глаза и ничего не увидел. Затем одинокая машина отбросила свет своих фар на стену, и бешено бьющееся сердце начало потихоньку успокаиваться. Марк вытер мокрый лоб; мокрой была и спина. Марк перетряхнул подушку, повернул ее холодной стороной к себе, скинул одеяло на пол, перевернулся набок. Полежал немного, потянулся за стаканом воды на тумбочке, не нашел, зато нащупал пульт и включил телевизор.
Во рту было сухо и гадко. Марк встал, дошел, натыкаясь на предметы мебели, до кухни и налил себе воды. Долго пил. Телевизор негромко шуршал в комнате.
Когда Марк вернулся в комнату, канал Super RTL транслировал привычное для своего ночного эфира изображение мирно потрескивающего камина. Марк едва не выронил кружку с логотипом ФК Барселона, пытаясь поскорее переключить на другой канал. На RTL II он наткнулся на концовку фильма «Подделка» с Габриэлем Манном и отложил пульт в сторону.
Марк сел на кровать, подоткнул подушку под спину, поставил на колени ноутбук, вывел его из спящего режима. Почесал лоб и вбил в поисковую строку имя, запомнившееся из недавнего новостного сюжета.
— Извините, пожалуйста, — раздался над головой Кариуса незнакомый голос. — Я могу поговорить с комиссаром Бюрки?
— Пресс-конференция послезавтра, — невежливо буркнул Кариус, поднимая взгляд. — Кто вас пропустил?
Посетитель стушевался. Ему и без того было явно неуютно, судя по тому, как он то и дело одергивал куртку и зыркал по сторонам немного косящими глазами.
— Нет, нет, — торопливо сказал он. — Я не gacetero. Я хочу заявить о преступлении.
— Можете заявить мне, — предложил Кариус, кивком показывая на стул перед своим столом. — Что у вас произошло?
Посетитель неловко сел на самый краешек, не зная, куда девать руки.
— У меня ничего. И вообще ничего не произошло еще. Но произойдет. Я про пожары в гостиницах.
Кариус настороженно вгляделся в него и подбодрил:
— Вам что-то известно об этом?
— Не совсем, — посетитель нервно почесал костяшки пальцев левой руки о ладонь правой. — Видите ли… Мне приснился сон.
Кариус вскинул брови, невольно копируя любимый жест комиссара Траппа.
Посетитель совсем смутился.
— Видите ли, — повторил он. — Я — экстрасенс…
— Ты хотел сказать «шарлатан», да, Бартра?
Незаметно вошедший тер Стеген остановился возле стола Кариуса, тяжело глядя на посетителя. Тот вскинул голову и горячо запротестовал:
— Ни в коем случае, сеньор тер Стеген! Это искусство!
— Искусство выманивания денег у легковерных дамочек. И не сеньор, а герр. Ты в Германии, Бартра. Пока что.
Бартра оскорбленно выпрямился на стуле.
— У меня есть разрешение на проживание и на работу! — ответил он, сверкая глазами. — И я могу сказать кое-что очень важное про пожары! Но говорить буду только с комиссаром Бюрки!
От его неуверенности в себе не осталось и следа, как будто неласковый прием тер Стегена помог ему поверить в то, что он собирался рассказать.
— Да пожалуйста, — легко согласился Кариус. — Его кабинет прямо по коридору, дверь с матовым стеклом. Мимо не пройдешь. Только постучись, прежде чем заходить.
Марк недоверчиво посмотрел на него, но со стула поднялся. Сдержанно поблагодарив, он вышел в коридор, а Кариус вопросительно глянул на тер Стегена. Тот махнул рукой.
— Один из этих типа-медиумов, — сообщил он. — Матушка моя к нему ходила. Он из нее триста евро вытянул, пока я не вмешался.
— Ну, вот пускай Бюрки с ним и разбирается, — Кариус покивал. — Все равно ему больше делать нечего до следующей пресс-конференции.
Кариус немного ошибался: комиссару Бюрки было чем заняться.
Марк постучал несколько раз, прежде чем решиться и просунуть голову внутрь кабинета, ожидая самого худшего. После недружелюбных обермайстеров Бартра не удивился бы, если бы комиссар встретил его прицельным броском пресс-папье.
Комиссар Бюрки ничем бросаться не собирался.
Комиссар Бюрки спал.
Вытянувшись и положив ноги на один из стульев, он сладко похрапывал, опустив голову на грудь.
Марк осторожно вошел в кабинет, нерешительно постоял у стола, борясь с желанием развернуться и уйти домой — и гори все это дело ясным пламенем, — но все-таки решился и кашлянул.
Комиссар Бюрки немедленно сел ровно, открыл глаза и посмотрел на Бартру таким ясным взглядом, как будто не спал вовсе.
— Я вас слушаю, — вежливо сказал он.
Марк вздохнул с облегчением и уселся. Что-то в лице комиссара было такое, что Бартра не сомневался: тут его на самом деле выслушают и причем очень внимательно.
Может, на контрасте с хамоватыми обермайстерами, может, еще по какой причине, но был комиссар Бюрки весь такой радушный, открытый и хороший, что у Марка на миг даже возникла крамольная мысль, не узнать ли у комиссара, сильно ли он занят сегодня вечером. Или вообще на этой неделе. Мысль эту Марк тут же прогнал — насколько смог, — напомнив себе, что он пришел сюда по важному делу.
— Я пришел сообщить важную информацию по поводу пожаров в гостиницах, — сказал он и, тут же засомневавшись в своих словах, добавил: — Ну. Вроде бы важную.
— Я не сомневаюсь в этом, — серьезно ответил Бюрки. — Герр… Простите, как к вам обращаться?
— А, — Марк смутился. — Бартра. Марк Бартра Арегаль.
— Очень приятно, герр Арегаль, — сказал Бюрки и потянулся через стол, протягивая руку.
Марк нерешительно пожал руку Бюрки.
— Бартра. Ну, или можно просто Марк.
— Замечательно, Марк, — Бюрки как будто даже обрадовался. — Так что вы хотели мне рассказать?
— Ах да.
Марк помолчал, собираясь с мыслями. Бюрки совершенно сбил его с толку. Не сказать, чтобы Марку часто приходилось общаться с представителями правоохранительных органов — не считая тех случаев, когда ему пытались устроить неприятности в связи с тем способом, которым он зарабатывал себе на жизнь, — но Бюрки все же... выделялся.
— Видите ли, комиссар, — задумчиво начал Марк. — Это может показаться смешным, но…
— Но? — в очередной раз подбодрил его Бюрки.
— Но мне снятся сны. Я вижу во сне пожар, потом включаю телевизор — а там новости. И в новостях тоже пожар. Понимаете?
— Тот же пожар, который вам приснился? — уточнил Бюрки.
Марк кивнул, чувствуя облегчение.
— Вот сегодня мне приснилось, что сгорит очередной отель, — зачастил он. — Я был на седьмом этаже. Там был еще парень. Blondo.
— Но ведь больше пожаров не было, — сказал Бюрки, улыбаясь.
Марк подозрительно посмотрел на него, проверяя, не издевается ли Бюрки над ним. Нет, тот улыбался так же светло и глядел таким же ясным взглядом, в котором, кажется, не было и следа мысли. Марк засомневался, точно ли было хорошей идеей обращаться именно к комиссару Бюрки.
— Я поэтому и пришел, — осторожно сказал он. — Очень быстро пришел. Вдруг получится…
Он поднял глаза к потолку, вспоминая нужное слово. Бюрки смотрел на него, улыбался и совершенно не собирался помогать.
— Предотвратить! — выпалил Марк, вспомнив, и тут же дверь кабинета распахнулась.
— Комиссар, еще один пожар, — сообщил влетевший в кабинет тер Стеген. — Опять отель.
— Стойте! — Марк почти закричал, вскакивая с места. — Седьмой этаж?
Лицо тер Стегена словно закаменело.
— Что — седьмой этаж? — спросил он осторожно.
— Пожар был на седьмом этаже! — страстно сказал Марк, то ли из-за волнения, то ли из-за уверенности в своей правоте строя предложение так, что оно получилось не вопросительным.
— Тебе что-то известно? — тер Стеген смотрел на Марка безотрывно, и в его глазах начинал разгораться нехороший интерес.
Профессиональный интерес.
— Марк, — подал голос Бюрки, — только что сообщил мне, что ему приснился сон.
— Сон, значит, — все так же нехорошо сказал тер Стеген. — Ну-ну.
Этот нехороший блеск в его глазах не рассеялся даже после того, как алиби Марка на прошлую ночь было подтверждено целиком и полностью. И вот тут комиссар Бюрки неожиданно взбрыкнул.
— Марк может оказаться важным свидетелем, — заявил он подозрительному тер Стегену и скептичному Кариусу. — Поэтому он поедет с нами.
Комиссар Трапп вместе с обермайстером Лено уже был на месте пожара, а больше противостоять Бюрки было некому, так что Марк все-таки поехал вместе с ними.
Чему сам был не особо рад.
В отеле с претенциозным названием «Восточный экспресс» пахло почти так же, как во сне. И как на кухне, когда Марк однажды кроме риса забыл в сковородке пластиковую лопаточку: удушливо, мерзко, забивая ноздри. Сквозь химическую вонь слабо пробивался другой запах, который казался даже вкусным до тех пор, пока Марк не осознал, чем именно пахнет.
Пахло горелым мясом.
Марка замутило. Оно выдавил невнятные извинения и отстал от группы криминалистов. Кажется, кто-то из обермайстеров проводил его недовольным взглядом. Марк отошел в угол возле лифтов — тут, вроде как, было меньше всего повреждений от пожара — и, не думая, протянул руку к покореженным, оплывшим кнопкам.
«Не трогай, дурень», — раздалось в голове.
Марк отдернул руку и заозирался, но рядом никого не было. Полицейские сгрудились в том самом конце коридора, откуда невыносимо воняло, и на Марка вроде бы никто не обращал внимания. Но притрагиваться к чему-то и правда не стоило: кто знает, снимали ли уже тут отпечатки пальцев.
Марк провел ладонью над кнопками, не касаясь, почти машинально. В голове стало пусто и тихо, как будто от остальных людей на этаже его отгородил невидимый звуконепроницаемый занавес.
Когда он отвел руку, кнопки выглядели так, словно их не трогал огонь. Да и весь лифт казался совершенно неповрежденным. Марк тупо смотрел на мигающее цифровое табло возле кнопок.
Пять.
Шесть.
Семь.
Дверцы лифта звякнули и распахнулись. Оттуда прямо на Марка шагнул светловолосый парень в желто-черной толстовке. Вот только теперь он не улыбался, был очень серьезным — и смотрел сквозь Марка. В зеркале за его спиной Марк увидел свое отражение — и тут же понял, что это не он. Кое-кто очень похожий на Марка, но не Марк.
Парень в толстовке шагнул вперед.
Марк отшатнулся назад и чуть не упал, когда лицо парня оказалось совсем рядом — а потом исчезло.
Лифт снова был покореженным огнем, кнопки снова были оплавленными, а Марк снова был в реальности, а не во сне или видении. И его очень реально кто-то держал за локоть, не позволяя упасть.
— Спасибо, я в порядке, — машинально ответил Марк на какой-то вопрос, который не расслышал.
— Это хорошо, — сказал Бюрки, который его и держал. — Но я спрашивал, что ты увидел.
Комиссар обратился к Марку на «ты», но этот факт Марк отметил краем сознания, поглощенный совсем другими мыслями.
Что же он увидел?
— Мы можем побывать… — осторожно подбирая слова, сказал он, — на других… местах?
— Да, конечно, — легко согласился Бюрки. — Ты только не падай, хорошо? Я сейчас.
Он отошел к полицейским, о чем-то поговорил с другим комиссаром (до слуха Марка донеслись обрывки фраз: «пресс-конференция», «журналисты», «под мою ответственность») и вернулся. По лестнице они спустились довольно быстро: Марк как будто чувствовал спиной подгоняющий и очень знакомый взгляд, а Бюрки просто старался от него не отставать. Кажется.
О мотивах поступков комиссара Бюрки Марк не задумывался вплоть до того, как они сели в одну из полицейских машин и Бюрки — как бы между делом — не поинтересовался, не хочет ли Марк сходить куда-нибудь выпить чего-нибудь. После того как они осмотрят оба сгоревших отеля, конечно же.
Марк подумал и осторожно сказал, что будет очень рад, но, может, лучше отложить это до конца расследования, а то у полицейских много дел, он прекрасно это понимает и не хочет мешать, а, наоборот, хочет только помочь, чем сможет, даже если эта его помощь не совсем…
Запнувшись на очередном сложном слове, Марк прервал свою длиннющую фразу и замолчал. Бюрки, кажется, не заметил его смущения и легко согласился с тем, что совместную выпивку можно и отложить. Марк так и не смотрел на комиссара все время, пока они бродили по второму сгоревшему отелю, но чувствовал его доброжелательное и заинтересованное присутствие рядом практически всем телом, вплоть до волосков на шее.
Правда, когда перед служебным входом Марка снова накрыло видением, о присутствии Бюрки он забыл.
Не было никакого сомнения в том, что именно этого парня Марк видел в «Восточном экспрессе». И в снах. В этот раз толстовку не было видно — парень облачился в неприметный костюм технического персонала, но Марк знал, куда нужно смотреть, и разглядел лицо парня очень хорошо. Даже несмотря на то, что за его плечом маячила смутная фигура, на которую Марку смотреть совсем не хотелось.
На третьем — или первом, если считать в хронологическом порядке — месте пожара история повторилась. И уже после этого Марк, тяжело выдохнув, спросил:
— У вас есть же художник или еще кто? Я могу описать… Пиромано.
Бюрки молча кивнул.
«Художника», конечно же, в полиции не было. Вместо него спойноный и улыбчивый обермайстер — кажется, его звали Лено или как-то так — пригласил Марка сесть рядом с ним у монитора, на котором начали сменять друг друга части лиц, образуя то одно, то другое. Марк хмурился, смотрел внимательно, восклицал, если видел, что получающиеся черты напоминают того человека, которого он видел во сне. Лено терпеливо щелкал мышкой, водил курсором, растягивая или сужая лицо на экране.
Когда перед глазами у Марка уже все плыло, а сменяющие друг друга лица слились в одно, кто-то поставил перед ними стаканчики. Кофе оказался настолько отвратительным на вкус, что Марк мигом взбодрился. Лено покосился на него, и Марку показалось, что он слегка улыбается — не с насмешкой, а понимающе. Вообще этот обермайстер слегка напоминал тер Стегена, только настроен был более дружелюбно — наверное, единственный среди всех полицейских. Кроме, конечно, Бюрки.
Марк принялся за дело с удвоенным рвением, и вскоре он уже смог уверенно сказать, что они добились максимального сходства с его видениями. Лено отправил файл на печать и аккуратно отставил стаканчик, к которому так и не притронулся.
— Закончили? — спросил подошедший сзади тер Стеген.
Словно в ответ на его вопрос принтер рядом с ним загудел и выплюнул лист, который тер Стеген тут же подхватил. Да так и застыл, глядя на фоторобот странным взглядом. Марк, отодвинувшись от стола и наполовину развернувшись, прекрасно видел, как на лице тер Стегена медленно сменяют друг друга разные эмоции.
— Еще один твой знакомый, обермайстер? — поинтересовался Кариус, вытаскивая лист из его пальцев.
— Будешь смеяться, но да, — тяжело ответил тер Стеген.
— Буду, — легко согласился Кариус. — Может, это ты на самом деле поджигатель?
Тер Стеген отобрал у него лист с фотороботом обратно.
— Мы с ним в одной школе учились, — пояснил он. — И если за последние полгода ничего не изменилось, я даже знаю, где он сейчас живет.
Тер Стеген оказался прав. Парень, которого он узнал по фотороботу, жил недалеко от стадиона и спал сном праведника, когда за ним явилась полиция — отсыпался перед самолетом через океан, билет на который обнаружился во время обыска. Как и собранный рюкзак. И желто-черная толстовка, в которой Марк видел его во сне.
Парня звали почти так же, как и его — Марко.
— Марко Ройс, — с ленивой наглостью ответил он Кариусу. — Вы ж и так знаете, чо спрашивать?
— Расскажи нам, Марко, чем ты занимался прошлой ночью, — не обращая внимания на грубость, спросил Кариус.
Марко вяло поупирался, но сдался довольно быстро — неожиданный арест, когда он уже почти сбежал из Германии, слишком сильно его оглушил. Если б Марко знал, что из доказательств у полицейских есть только заявление некоего экстрасенса, которого полностью всерьез воспринимал только один комиссар Бюрки…
Но Марко не знал и рассказал все охотно и в подробностях.
— Конечно, толком я его лица не видел, — говорил он, развалившись на стуле так, что чуть не сползал с него на пол. — Но я ж тоже не дурак и кой-чего примечаю. Бороденку, например, когда у него капюшон сполз немного. Руки холеные такие, с маникюром — сразу видно, что чувак при деньгах. Да, он еще как-то странно кружку держал. Как будто ему неудобно было правой рукой пользоваться. Неловкий такой чувак, в общем, чуть кофе на себя не опрокинул.
На очной ставке с Хуммельсами — оба почти в один голос возмущались и грозили полицейским всевозможными карами — Марко после некоторого колебания показал на младшего брата, подтвердив свои показания и подозрения полицейских.
Дело можно было считать закрытым, оставались только формальности: допрос главного подозреваемого и суд.
Марк смотрел сквозь одностороннее стекло на допрос Хуммельса-младшего и изо всех сил пытался почувствовать себя героем боевика. Эдаким бесстрастным советником полиции, с непроницаемым лицом взирающим на допрос. Марк не мог быть бесстрастным: он нервничал, теребил рукав своей кофты, поглядывал на стоящего рядом тер Стегена. Тот с отрешенным видом наблюдал за происходящим в допросной.
Тер Стеген в представлении Марка был тем самым настоящим полицейским: несгибаемым, непримиримым, равнодушным. Разговаривать с ним было бесполезно. А поговорить Марку очень хотелось.
В комнате за прочным стеклом сидели трое: Йонас Хуммельс, бледный до зелена, уверенный в себе и чуть улыбающийся комиссар Бюрки и обермейстер Кариус, что-то старательно записывающий в огромном блокноте. Как будто не было камер и пишущих устройств по всей комнате.
Марк облокотился на стекло, пытаясь рассмотреть какой-то неясный отблеск в глазах Хуммельса. Тер Стеген ухватил его за плечо и невежливо дернул назад. Марк пошатнулся.
Комиссар Трапп нарисовался поблизости практически бесшумно. Они с Марком не были знакомы. Более того, Марк ничего о втором комиссаре не знал — но что-то в нем было такое же располагающее, как и Бюрки, только не такое манкое — как у людей не в поиске отношений. Это успокаивало и не будоражило испанскую кровь.
Марк некоторое время смотрел только на Траппа, который, в свою очередь, наблюдал за происходящим за стеклом. Затылком Марк ощущал неприязненный взгляд тер Стегена. Видимо, сверлить взглядом голову Марка ему было куда интереснее, чем наблюдать за допросом. Конечно, подумал Марк, мотнув головой, для вас-то это дело закрыто.
Так почему, Марк, это дело не закрыто для тебя?
Хуммельс неожиданно поднял голову, пробежал затравленным взглядом по стенам, наткнулся на зеркало. Марк чуть сместился, так, чтобы Хуммельс смотрел прямо на него — смотрел и не видел. Что-то в его взгляде было испуганное и в то же время обреченное, так что смотреть долго было невозможно. Впрочем, он быстро отвернулся.
Марк сжал пальцами переносицу, пытаясь унять внезапно вспыхнувшую боль в висках.
— Послушайте, — немного неуверенно обратился он к Траппу. Боль пошла на убыль.
— Мм? — откликнулся комиссар, даже не поворачиваясь к Марку.
Заинтересованности в нем не было вообще. Цепкий взгляд хищника на приятном и даже миловидном, несмотря на растительность, лице вогнал Марка в ступор.
Он некоторое время гонял в уме предложения, повторяя их и шлифуя, чтобы не растеряться и не ошибиться.
— А у вас, это… ну… больше нет версий?
— Каких версий? — Трапп скосил глаза на Марка.
— По поводу сеньоров Хуммельсов.
— Какие тут могут быть версии, — Трапп махнул рукой в сторону зеркала, за которым Бюрки и Кариус методично допрашивали несчастного. — Все ясно как божий день, герр Арегаль. Йонас Хуммельс просадил все деньги на открытие нового отеля в другом городе. По сути, его целью были даже не отели, а родной брат. Это не только предумышленный поджог, повлекший за собой множество смертей, но и попытка убийства.
Марк с громким звуком захлопнул рот, пытаясь переварить, как это попытка убийства может быть важнее трех поджогов и кучи смертей. И недоумевая — все ли полицейские тупоголовые ублюдки?
— Неужели…
Марк тяжело сглотнул, во рту мгновенно наступила засуха. Зато руки были просто ледяные.
— Неужели вы не видите?
— Что? — спросил Трапп.
— Что? — поддакнул тер Стеген из-за спины. — Открылся третий глаз, Бартра?
— Очень смешно, idiota, — не оборачиваясь, буркнул Марк.
Трапп улыбнулся.
— Во-первых, я неплохо знаю испанский, — Марк принципиально не оборачивался, но чувствовал спиной, что тер Стеген начинает закипать. — Во-вторых, нужно быть круглым… идиотом, чтобы не понять, что ты сказал.
Марк пожал плечами и вцепился в рукав Траппа. Тот все еще был единственным вменяемым человеком в этом кабинете. Тер Стеген сопел за спиной.
— Герр Арегаль, — терпеливо начал Трапп, отлепляя его руки от себя. — Мы очень благодарны вам за помощь. Комиссар Бюрки обязательно распорядится выписать вам благодарность. Ее пришлют по электронной почте. А теперь идите, пожалуйста, и не мешайте нам работать.
Марк почувствовал, как горят щеки и уши. Возможно, Бюрки разговаривал бы с ним по-другому. А может быть, нет: в конце концов, тот был сначала полицейским, а потом уже приятным человеком.
Собрав всю волю в кулак, Марк негромко повторил:
— Это же не он… Он не мог убить стольких людей. И не убивал!
Тер Стеген крепко взял его за локоть и подтолкнул к двери.
— Вали отсюда, Бартра, пока я тебя не арестовал.
— По какому праву? — вяло возмутился Марк.
— Бесишь, — лаконично ответил обермейстер, захлопывая за ним дверь.
Коридор кружился перед глазами Марка. Боль покалывала виски. Матс Хуммельс, терпеливо дожидающийся чего-то на стуле в другом конце коридора, поднял на него глаза.
Марк моргнул. Братья были такими разными, хоть и были очень похожи.
Глаза Йонаса Хуммельса были такими… чистыми. Такие глаза не могли принадлежать убийце. За ними не стояло никаких смертей.
«А у кого глаза убийцы, Марк?» — шепнул голос в голове.
«Где ты видел такие глаза?»
Человек с глазами убийцы неспешно поднялся со стула, кинул картонный стаканчик с плохим кофе из автомата в мусорку, закинул на плечо пиджак и легкой походкой направился к выходу.
— Сеньор Хуммельс! Герр Хуммельс! — собравшись с духом, Марк заспешил следом за ним. — У меня к вам дело! Это касается вашего брата.
— На вопросы журналистов не отвечаю, — лаконично ответил Хуммельс.
— Я не журналист, — ответил Марк. — Я знаю, что ваш брат невиновен.
Хуммельс бросил на него короткий пронзительный взгляд и сухо сказал:
— Пойдемте, поговорим.
Вообще-то в планах Марка на сегодняшний день смерти не было. В смысле, он не планировал скоропостижно умирать.
И все равно он спустился вместе с молчащим Хуммельсом на лифте вниз, старательно глядя в зеркало. Краем глаза он то и дело замечал неясную тень поблизости, смутно раздражающую своим присутствием.
Голос в голове молчал, хотя, казалось бы, все внутри Марка должно было негодовать от такого вопиющего нарушения всех правил безопасности и здравого смысла. Марку очень не хватало, чтобы кто-то в голове заорал: «Ты что, никогда не смотрел триллеры?!».
Но никто не заорал, триллеры Марк не любил, чувство самосохранения у него притупилось когда-то давно.
Хуммельс открыл перед ним дверь своей машины, постоял около десяти секунд, после чего его терпение кончилось.
— Я занятой человек, герр, так что если вы хотите пообщаться, будьте добры проехать со мной.
Будь его воля, Марк никуда бы ни с кем не ехал, тем более с человеком, который, судя по всему, был хладнокровным убийцей. Но то ли с волей было что-то не то, то ли затравленный взгляд Йонаса вполне успешно проедал Марку мозг, но спустя минуту колебаний он уже сидел на пассажирском сидении.
Ехали в полной тишине. Хуммельс не заговаривал, Марк смотрел в окно, стараясь запомнить дорогу. Эта часть города была ему лишь смутно знакома по причине своей дороговизны: лишь однажды он приезжал в этот район по работе.
Так же молча они поднялись по ступеням. Квартира Хуммельса занимала несколько этажей и помещение под крышей.
Марк потер мокрые холодные ладони о джинсы. Хуммельс открыл дверь квартиры и пропустил его впереди себя. Некоторое время он не решался войти — да так до конца и не решился, шагая через порог. Коридор быстро закончился, началась дорого обставленная гостиная: искусственный камин, барная стойка, маленькая кухня в светлых тонах, огромные зеркала на стенах.
Хуммельс устроился в одном из кожаных кресел. Он сидел так, чтобы не отражаться ни в одном из зеркал.
Зато Марк отражался сразу во всех. Множество отражений стояло, как и он, не решаясь сесть. Не зная, как себя вести. Не зная, что будет завтра и будет ли оно, это завтра.
На отражениях лежали тени, мелькали блики и серые не до конца оформившиеся образы.
Марк начал, стараясь не смотреть в зеркала и отчаянно путаясь в словах:
— Ваш брат Йонас не был убийца.
Хуммельс кивнул, с интересом на него глядя. Отвлекся только на мгновение — потянулся к столику, заставленному бутылками с алкоголем, выудил оттуда одну и плеснул себе виски в стакан.
Марк подбирал слова, Хуммельс смотрел, потягивая виски. С ленцой, надменностью и полным осознанием собственного достоинства. Марк совсем потерялся под этим взглядом, плюнул на сложносочиненные предложения и коротко сказал:
— Ты убил их.
Хуммельс вскинул брови, позволил себе улыбнуться. Рассмеялся бы, наверное, если бы в этот момент не отпил виски.
— И сколько ты хочешь за это? — совершенно спокойно спросил он.
— Что?
Марк вцепился пальцами в свой собственный рукав. Его мелко трясло, как в болезни.
Хуммельс поднялся на ноги, подошел к навесному шкафу над камином, открыл его. Вынул оттуда перевязанную резинкой стопку евро. Пролистал ее, не считая — просто привлекая внимание Марка.
— Здесь около пятнадцати тысяч евро. Этого достаточно, чтобы не умничать?
Марк молчал, облизывал пересохшие губы. В голове было тесно от мыслей: настоящие ли? Сколько можно не платить за квартиру? Подсудное ли это дело? Полицейские все равно отказались его слушать…
Хуммельс выжидающе смотрел на него. Видимо, он отлично разбирался в людях и понимал, что им всем нужно — деньги.
Все, что оставалось Марку — это решить, относит ли он себя к этим людям.
Он перевел взгляд на свое отражение. В зеркале за его плечом стояла фигура, будто сотканная из серого тумана. Фигура согласно качнула головой. Смотреть на нее было неприятно, замирало сердце и перехватывало дыхание — и Марк отвел взгляд.
— Ну так что, получилось справиться со своими принципами? — издеваясь, спросил Хуммельс.
Марк глубоко вздохнул. Он многое выслушал в своей жизни. И о принципах ему говорили очень часто.
— Получилось, — ответил он, делая шаг вперед и протягивая руку.
Хуммельс вложил в его руку деньги и недвусмысленным жестом показал на выход.
— Дверь — там. Надеюсь, больше никогда не увидимся.
Марк скосил глаза. Тень выходила из зеркала. В самом деле выходила, приближаясь, скача по отражениям, появляясь в реальности то рукой, то ногой. Марку должно было быть страшно — но никак не получалось испугаться. Потому что тень, появившаяся из зеркала, имела лицо. Лицо его брата Эрика, погибшего в пожаре много лет назад.
Призрак брата тоже показал ему на дверь.
Марк начал пятиться, не отрывая взгляда от Хуммельса. Тот пожал плечами, развернулся и направился к одной из дверей, ведущих в комнаты.
— Дверь захлопни, — бросил он через плечо.
Эрик грустно улыбнулся, помахал Марку рукой, то ли приветствуя, то ли прощаясь, то ли призывая проваливать поскорее. Марк кивнул, пряча деньги в карман толстовки. Сумма была более чем приличная даже на ощупь.
Хуммельс скрылся в комнате, Эрик подмигнул Марку и шагнул следом за ним.
По полу побежал мелкий кучерявый дымок. Раздался звук, как будто кто-то гигантский с натугой втягивал в себя воздух, и дверь, ведущая в комнату, резко захлопнулась. Марк услышал страшное: дикий гомон, сотканный из рева пламени и крика человека. Он рванул прочь из квартиры, стараясь ничего не касаться, а за его спиной огонь пожирал комнату, человека, дверь. Его погибший брат Эрик был справедлив и жесток.
В отличие от самого Марка.
Все слишком быстро стало нормальными. В смысле, совершенно обычным. Распахнув окно, чтобы выветрился из кухни запах гари, Марк отскребал от сковородки пригорелый рис. Запах сгоревшей еды быстро перестал ассоциироваться с пожарами — как только они перестали сниться. Для Марка это было опустошающе и странно: ни одного вещего сна, ни одного призрака, ни одной встречи с братом. Только работа, наполненная совершенно выдуманными снами, призраками, встречами с потусторонним.
Впрочем, это было так естественно и правильно, будто никогда ничего подобного в его жизни и не случалось. Эрик умер. И на этом следовало остановиться.
Марк налил воды из-под крана и долго с наслаждением пил. Иногда в горле начинало ни с того ни с сего першить — вот как сейчас. Кружка с изображением Барсы как будто смотрела с упреком со своего места в мойке. Марк отвернулся и вышел из кухни, прикрыв дверь, чтобы не было сквозняка.
Все равно откуда-то противно тянуло по голым ногам. Марк забрался в кресло, поджал ноги и включил телевизор. Заканчивались новости, Марк переключил, погонял каналы, остановился на середине какого-то сериала и погрузился в ленивое созерцание незнакомых лиц.
Практически сразу раздался звонок в дверь.
Марк никого не ждал в этот день. Может, почтальон, подумал он. Или мормоны. Или ошиблись дверью.
В домофоне маячило хорошо узнаваемое даже несмотря на отвратительное качество изображения лицо комиссара Бюрки. Руки он держал за спиной и выглядел то ли смущенным, то ли обиженным на что-то.
Марк задумчиво почесал затылок. Звонок заголосил еще раз. Марк протянул руку и неохотно открыл дверь — создав небольшую щель, в которую можно высунуться.
— Привет, — сказал Бюрки.
— Ага, — согласился Марк.
Бюрки, кажется, совсем растерялся. Видимо, он просто не привык к такой реакции людей на себя. Поэтому не нашел ничего лучше, кроме как вытянуть вперед руки с букетом, составленным сплошь из синих гиацинтов в чехле из черного фоамирана. Минималистично, но дорого, и в наличии вкуса Бюрки было очень сложно отказать.
— Давай сходим куда-нибудь.
Марк задумчиво смотрел на букет, на Бюрки, прижавшись щекой к двери. Гиацинты пахли довольно раздражающе. Комиссар нервничал и от этого злился. Стоять в коридоре, в который в любой момент могут выйти жильцы из других квартир, с протянутым букетом и чего-то ждать было для него достаточно унизительно.
Одновременно с этим он не понимал, как это так, как ему можно отказать?
Марк еще раз потянул носом. Да, гиацинты пахли мерзко. Принимать их, а уж тем более куда-то идти с Бюрки он не собирался. Сразу вспомнилось то, что предложил ему герр Хуммельс. То, что говорили полицейские. Глаза Йонаса Хуммельса, и то, что теперь едва ли его адвокату получится доказать, что третий, а также второй и первый поджоги не были его рук делом. Что во всем был виноват его покойный ныне брат и — отчасти — покойный брат Марка. Что, вообще-то, Марк не отказался от предложенных ему денег. Просто не смог.
— Adiós, комиссар, — тихо ответил Марк и захлопнул дверь, оставив ошарашенного Бюрки со всей его красотой и цветами стоять в коридоре.
Стоял он не долго — Марк задержался у включенного домофона, — развернулся, швырнул букет на пол и ушел, перескакивая через несколько ступеней.
К следующему утру гиацинты начали вонять совсем уж неприлично, и кто-то из соседей догадался из выкинуть.
Но не Марк.
Размер: миди (6 674 слова)
Пейринг/Персонажи: Марк Бартра, Роман Бюрки, Матс Хуммельс и другие
Категория: джен, пре-слэш
Жанр: драма, мистика, полицейская!АУ
Рейтинг: PG-13
Саммари: Эрик был справедлив и жесток. В отличие от Марка.
Предупреждение/Примечание: смерть персонажа
читать дальшеТреск догорающих свечей и взволнованный голос клиента отвлекал Марка от самых бытовых мыслей: от составления списка продуктов для следующего похода в магазин до неприятного осадочка, не проходящего с самого утра. Уже дважды ему снился один и тот же сон: темная крадущаяся фигура с как будто искривленными чертами лица, светлый вихор из-под капюшона, дрожащий воздух, пламя, пожирающее дорогую обивку мебели, бесшумно захлопывающаяся дверь — и инфернальный ужас после. Дальше как будто включался рубильник звука, и крики людей смешивались с ревом пламени и треском перекрытий.
Все это здорово напоминало Марку тот день, когда он узнал о смерти брата — не от матери, не от полиции, а из новостей. Картинка, заснятая случайным очевидцем, была издевательски четкой: из окна дома вырывались огненные сполохи и валил дым. И эти сны, похоже, были приглашением проследовать на прием к психотерапевту.
Оба раза после этих снов Марк просыпался среди ночи в холодном поту — и дальше уже уснуть не мог. А потому к утру был злым и невыспавшимся, что здорово сказывалось на его отношениях с клиентами. Но те были настолько впечатлены антуражными темными кругами под глазами, что верили сразу же и безоговорочно, списывая сварливость характера на избыточное общение с потусторонними силами.
— Извините? Что вы сказали?
Марк вздрогнул и заморгал, как будто его вынули из темной норки на свет божий. Клиентка никуда не делась и стала только настойчивее. Марк вздохнул и картинным жестом потер лоб рукавом свитера.
В виске начала потихоньку зарождаться мигрень.
— Я разговаривал с вашим мужем, Герта.
Марк сделал паузу, подбирая нужную фразу. Немецкий он знал как-то так: в работе предпочитал пользоваться в основном заученными предложениями, вставляя имена от случая к случаю.
— Ему не нравится, как вы ведете себя после его смерти.
По лицу немолодой немецкой фрау пробежала тень.
— Но я же… Он же всегда был не против… Как же?
Марк сочувственно покивал.
— Должно быть, ваш муж хотел бы, чтобы вы не замыкались в себе… Знаете, как бывает, если человек понимает, что не может быть с вами, он хочет, чтобы бы были счастливы с кем-то другим.
Герта растерялась и только и могла, что открывать и закрывать рот, сминая в руках сумочку:
— Но я сейчас замужем в третий раз!
Марк стушевался, но быстро взял себя в руки: такие ситуации случались в его работе достаточно часто, и ему не оставалось ничего, кроме как выкручиваться.
— Вот и я удивился. Давайте продолжим в следующий раз? Сегодня очень-очень плохой канал связи.
Герта окинула его полным обиды и недоумения взглядом, подхватила свою сумочку и засобиралась на выход.
Марк сполз по стулу, зажмурился и сжал виски пальцами.
Звук закрывшейся двери сильно ударил по мозгам.
Канал связи с потусторонним миром и так никогда не существовал, а при головной боли на нет сходили эрудиция, театральные способности и психологические навыки Марка. Он неохотно поднялся со своего стула, распахнул шторы, открыл окна и затушил свечи. Запах благовоний наконец-то начал выветриваться, а из окна зазвучала обычная городская жизнь.
Только подумав о том, что жить в центре города одновременно практично и жутко неудобно, Марк вспомнил, что Герта не заплатила за сеанс связи со своим давно почившим первым (а ведь он знал о двух других!) мужем, но решил, что обязательно стрясет с нее деньги в следующий раз.
Марк включил телевизор и пересыпал в сковородку рис, чтобы на скорую руку сообразить себе обед. Через полтора часа планировался следующий сеанс, затем за несколько часов нужно было сделать партию амулетов для свадьбы одной экзальтированной девицы.
Марк всыпал в сковородку вяленые помидоры и принялся сосредоточенно смешивать их с рисом длинной деревянной ложкой. Бубнеж в телевизоре привлек его внимание, Марк сунул ложку в рот и подошел ближе, чтобы подкрутить звук.
Едва теплая ложка с налипшими рисинками скрашивала ожидание обеда.
Главным сюжетом в сводке новостей был пожар в известной сети лакшери-отелей. Репортер взволнованно вещал, что уже второй отель пал жертвой безжалостной стихии. Марк закусил ложку и настороженно пялился в экран: камера снимала обгоревшие апартаменты с тяжелыми портьерами, точь-в-точь похожими на те, что горели в его сне.
Конечно, Марк даже не сомневался: это не было вещим сном. Может быть, он где-то услышал о пожаре, это наложилось на старое переживание о брате — и вот, пожалуйста, кошмары. Марку никогда не снились вещие сны. Магии в нем не было и капли, как, скорее всего, и во всем окружающем мире. Его матушка, женщина по-испански суеверная, любила говорить своему сыну, который в отличие от брата был склонен к фантазиям на тему монстров под кроватью: «Марк Бартра Арегаль, в мире не существует ни одного монстра, который был бы страшнее человека». Так себе напутствие для пятилетнего ребенка, но именно с этой установкой Марк Бартра Арегаль и вырос.
А свою профессию он называл искусством — потому как актеры в театре, писатели или киношники не говорили людям правды. Они говорили лишь то, что от них хотели услышать. Вот и Марк — тоже.
Камера выхватила фасад здания, обезображенного огнем, и начала отъезжать назад: провалы окон, обрамленные чернотой, огороженная улица, сворачивающиеся пожарные. Через мгновение — уже другой кадр, или прямой эфир, или снятый совсем недавно. Полицейский, одетый в идеально белую рубашку, слепящую на контрасте с обгоревшим зданием позади; обаятельная улыбка, аккуратная, слегка пижонская небритость; всплывающая плашка с именем и званием.
Марку на миг показалось, что он чувствует запах: наверное, к запаху горелого примешивался бы дорогой парфюм этого полицейского, изо всех сил пытающегося не улыбаться слишком уж обаятельно и дружелюбно под страшные слова.
— Два дня назад возгорание произошло в «Северном экспрессе», сегодня около шести тридцати пяти утра — в «Западном экспрессе», которые являются частью сети отелей семьи Хуммельсов. Мы не можем не рассматривать две версии. Первая — халатность фирмы, занимающейся обслуживанием электрики, из-за чего возгорание произошло примерно в одно и то же время.
Куда-то под подбородок ему ткнулся микрофон, как будто журналистка волновалась то ли от происшествия, то ли от встречи с таким красавцем. Полицейский не смутился, отвел от лица микрофон и продолжил:
— Вторая версия, которую полиция вынуждена рассматривать: это поджог. В любом случае, дело будет открыто, мой отдел берет его под свой контроль.
Горелым запахло совсем уж очевидно. Ругаясь, Марк сорвался с кресла, в котором только успел уютно устроиться, и бросился к плите — снимать дымящуюся сковороду. На какое-то время ему стало не до пожаров и связанных с этим снов. Тут бы самому квартиру не спалить.
Новую кофемашину на кухню их отдела поставили на прошлой неделе. Предыдущая честно прослужила почти пять лет, несколько раз выдерживала капитальный ремонт, но в конце концов испустила дух, заодно залив недоваренным кофе весь пол. Почти десять дней отдел жил на растворимом кофе, из-за чего комиссар Трапп растерял львиную долю своего дружелюбия, а обермайстер Лено и вовсе перешел на чай. Только Бюрки (комиссар Бюрки, как он любил уточнять, пародируя всем известного киногероя), казалось, ничего не замечал и пил растворимый кофе с таким же удовольствием, как и сваренный. Он вообще все делал с удовольствием, даже с прессой общался — за что его любили и журналисты, и коллеги.
С таким же рвением он взялся за установку и заправку новой кофемашины. Остальные нисколько ему в этом не мешали, тем более что в тот закуток, который именовался кухней, поместиться даже вдвоем было затруднительно. Так что Бюрки возился там самостоятельно, а остальные этому были только рады.
Как оказалось, зря.
Обермайстер Лорис Кариус с отвращением отхлебнул сладковато-горькую жижу из кружки.
— Я понимаю, почему Вайденфеллер решил перевестись, — морщась, сказал он обермайстеру Лено.
Тот тактично промолчал, вытащил из своей кружки пакетик и кинул его в корзинку для бумаг.
— Он еще тогда предчувствовал, что дело кончится именно этим, — пробубнил Кариус и сделал еще один глоток. — Наверняка он экстрасенс. Мог бы и нас предупредить, что скоро тут станет невозможно работать. Потому что как работать, когда нет нормального кофе?
— Хватит болтать, обермайстер, — добродушно сказал от своего стола тер Стеген.
— Если я не буду болтать, обермайстер, — Кариус тут же переключился со слишком молчаливого Лено на второго сослуживца, — мне придется есть, чтобы перебить этот мерзкий вкус. А есть нечего.
— У меня есть салат, — не теряя своего добродушия, ответил тер Стеген. — Могу поделиться.
Кариус демонстративно передернулся.
— О, нет, спасибо, — сказал он и поболтал кружкой в воздухе. — Представляю я этот салат. Опять какая-нибудь несъедобная зожная херня типа пророщенной сои или еще чего похуже.
— Нет, просто капуста с яблоками, — ничуть не обидевшись, сказал тер Стеген. — Полезно и вкусно.
Кариус сделал еще один глоток, скривился и больше ничего не стал говорить, вместо этого уткнувшись в бумаги, лежавшие перед ним.
Хлопнула дверь кабинета комиссаров.
— Обермайстер Кариус, — раздался жизнерадостный голос комиссара Траппа, — ты когда-нибудь опрашивал человека, который в день зарабатывает больше, чем ты за год?
— Не лучшая мотивация, комиссар Трапп, — проворчал Кариус, поднимаясь и стягивая с вешалки свою куртку.
Матс Хуммельс на пару с братом Йонасом владел сетью отелей, два из которых сгорели. После первого пожара его уже опрашивали, но теперь, когда дело перешло их отделу, следовало подойти к этому более тщательно.
Что комиссар Трапп и объяснил по телефону, подчеркнув, что успех расследования зависит от того, насколько скоро господин Хуммельс сможет найти в своем, без сомнения, забитом графике окно для встречи с представителями правопорядка. Господин Хуммельс нашел окно чрезвычайно быстро и предложил приехать прямо сейчас.
Встретили их вполне радушно, проводили в кабинет, где Хуммельс уже их ждал.
— Я понимаю, что это в моих интересах, — прервал он вежливое вступление Траппа. — Если поджигатели продолжат, нам с братом придется туго.
— А почему вы думаете, что это поджигатели? — тут же спросил Кариус.
Хуммельс нетерпеливо постучал пальцами по столу и воскликнул:
— Это же логично. Если один пожар еще можно было списать на внешние причины, то два — это уже тенденция. Вы не согласны?
— Мы рассматриваем все варианты, — уклончиво ответил Трапп.
— У вас есть какие-то причины, чтобы подозревать умышленный поджог? — снова спросил Кариус. — Может быть, недоброжелатели? Конкуренты?
Хуммельс фыркнул.
— Недоброжелателей у нас, конечно, пруд пруди. В том числе и среди конкурентов: «экспрессы» пользуются популярностью. Заслуженной популярностью, прошу отметить.
Трапп кивнул и настойчиво спросил:
— Как вы думаете, есть ли среди ваших конкурентов кто-нибудь, кто был бы настолько сильно недоволен сложившейся ситуацией, чтобы…
— Чтобы устроить поджог? — перебил его Хуммельс. — Нет, не думаю. В гостиничном бизнесе немного другие порядки, знаете ли.
— Вам не поступало никаких угроз? — спросил уже Кариус. — Может быть, что-то, что вы посчитали глупой шуткой?
Хуммельс задумался, машинально постукивая указательным пальцем по мышке. Опомнившись, он поморщился, передвинул мышку под другую руку и пояснил:
— Йонас постоянно перестраивает мышку под себя. Он левша, а этим компьютером пользуемся мы оба.
Трапп вскинул брови в знак того, что услышал эту несомненно важную информацию.
— Нет, — решительно сказал наконец Хуммельс. — Ничего такого не было. И если бы Йонасу что-то в таком духе пришло, он бы непременно сообщил.
— А как можно связаться с вашим братом? — немедленно спросил Трапп.
— Он приедет… — Хуммельс щелкнул мышкой и вгляделся в монитор. — Послезавтра. Мы планируем расширить сеть «экспрессов», поэтому он уехал в соседний город. Договаривается о покупке одного из тамошних отелей. Как только вернется, непременно свяжется с вами.
— Спасибо, герр Хуммельс, — вежливо сказал Трапп и покосился на Кариуса.
Тот кивнул.
— Думаю, на этом все, — продолжил Трапп. — Если вы что-то вспомните, немедленно свяжитесь с нами.
— Непременно, — ответил Хуммельс, улыбаясь с такой же дежурной вежливостью.
У Марка было странное ощущение неправильности происходящего. С таким, наверное, ходят к священнику или к психиатру. А что бы Марк сказал? «Добрый день, меня зовут Марк Бартра Арегаль, и я профессионально обманываю людей»? Должно быть, это не удивило бы ни священника, ни психолога — в двадцать первом веке миллионы людей именно этим и занимались, именно этим и зарабатывали себе на жизнь. Марк не был хуже и лучше этих людей.
Неправильным было не то, что он делал, а то, как он чувствовал себя. В голове слегка мутилось: на экране ничего не прочитать, от каждого движения накатывала тошнота. Марк тяжело вдохнул, дождался, пока мир перестал крутиться, и осторожно поднял голову. Нависший над стойкой парень в мокрой желто-черной толстовке скинул капюшон и растрепал чуть помятый светлый вихор:
— Здрасте! — сказал он, криво улыбаясь. — Я на седьмой этаж, там нужно лампочки поменять.
И, не дожидаясь ответа, бодрым шагом направился к лифтам.
Марк его не догнал. Дверь лифта захлопнулась прямо перед его носом, пришлось подниматься по лестнице.
К седьмому этажу Марк понял, как мало в его жизни было физических нагрузок. Он выдохся, запыхался и едва не падал на каждом шагу. На седьмом этаже уже никого не было. Шумел лифт.
В конце коридора захлопнулась дверь номера 116. Пока Марк добежал до нее, все изменилось.
Все стало очень четким.
Марк провернул ручку и дернул дверь на себя.
В следующее мгновение ему в лицо ударила удушающая волна горящего воздуха.
Огонь вырвался из номера 116, прошел сквозь Марка и накинулся на стены коридора. Слизнул картины со стен, надкусил текстильные обои — не сильно, лишь по краям, а затем они сами начали обугливаться, пошли волной. Золотые розы подхватили отблески пожара и вспыхнули еще ярче.
Спустя пять минут горел весь седьмой этаж.
Марк распахнул глаза и ничего не увидел. Затем одинокая машина отбросила свет своих фар на стену, и бешено бьющееся сердце начало потихоньку успокаиваться. Марк вытер мокрый лоб; мокрой была и спина. Марк перетряхнул подушку, повернул ее холодной стороной к себе, скинул одеяло на пол, перевернулся набок. Полежал немного, потянулся за стаканом воды на тумбочке, не нашел, зато нащупал пульт и включил телевизор.
Во рту было сухо и гадко. Марк встал, дошел, натыкаясь на предметы мебели, до кухни и налил себе воды. Долго пил. Телевизор негромко шуршал в комнате.
Когда Марк вернулся в комнату, канал Super RTL транслировал привычное для своего ночного эфира изображение мирно потрескивающего камина. Марк едва не выронил кружку с логотипом ФК Барселона, пытаясь поскорее переключить на другой канал. На RTL II он наткнулся на концовку фильма «Подделка» с Габриэлем Манном и отложил пульт в сторону.
Марк сел на кровать, подоткнул подушку под спину, поставил на колени ноутбук, вывел его из спящего режима. Почесал лоб и вбил в поисковую строку имя, запомнившееся из недавнего новостного сюжета.
— Извините, пожалуйста, — раздался над головой Кариуса незнакомый голос. — Я могу поговорить с комиссаром Бюрки?
— Пресс-конференция послезавтра, — невежливо буркнул Кариус, поднимая взгляд. — Кто вас пропустил?
Посетитель стушевался. Ему и без того было явно неуютно, судя по тому, как он то и дело одергивал куртку и зыркал по сторонам немного косящими глазами.
— Нет, нет, — торопливо сказал он. — Я не gacetero. Я хочу заявить о преступлении.
— Можете заявить мне, — предложил Кариус, кивком показывая на стул перед своим столом. — Что у вас произошло?
Посетитель неловко сел на самый краешек, не зная, куда девать руки.
— У меня ничего. И вообще ничего не произошло еще. Но произойдет. Я про пожары в гостиницах.
Кариус настороженно вгляделся в него и подбодрил:
— Вам что-то известно об этом?
— Не совсем, — посетитель нервно почесал костяшки пальцев левой руки о ладонь правой. — Видите ли… Мне приснился сон.
Кариус вскинул брови, невольно копируя любимый жест комиссара Траппа.
Посетитель совсем смутился.
— Видите ли, — повторил он. — Я — экстрасенс…
— Ты хотел сказать «шарлатан», да, Бартра?
Незаметно вошедший тер Стеген остановился возле стола Кариуса, тяжело глядя на посетителя. Тот вскинул голову и горячо запротестовал:
— Ни в коем случае, сеньор тер Стеген! Это искусство!
— Искусство выманивания денег у легковерных дамочек. И не сеньор, а герр. Ты в Германии, Бартра. Пока что.
Бартра оскорбленно выпрямился на стуле.
— У меня есть разрешение на проживание и на работу! — ответил он, сверкая глазами. — И я могу сказать кое-что очень важное про пожары! Но говорить буду только с комиссаром Бюрки!
От его неуверенности в себе не осталось и следа, как будто неласковый прием тер Стегена помог ему поверить в то, что он собирался рассказать.
— Да пожалуйста, — легко согласился Кариус. — Его кабинет прямо по коридору, дверь с матовым стеклом. Мимо не пройдешь. Только постучись, прежде чем заходить.
Марк недоверчиво посмотрел на него, но со стула поднялся. Сдержанно поблагодарив, он вышел в коридор, а Кариус вопросительно глянул на тер Стегена. Тот махнул рукой.
— Один из этих типа-медиумов, — сообщил он. — Матушка моя к нему ходила. Он из нее триста евро вытянул, пока я не вмешался.
— Ну, вот пускай Бюрки с ним и разбирается, — Кариус покивал. — Все равно ему больше делать нечего до следующей пресс-конференции.
Кариус немного ошибался: комиссару Бюрки было чем заняться.
Марк постучал несколько раз, прежде чем решиться и просунуть голову внутрь кабинета, ожидая самого худшего. После недружелюбных обермайстеров Бартра не удивился бы, если бы комиссар встретил его прицельным броском пресс-папье.
Комиссар Бюрки ничем бросаться не собирался.
Комиссар Бюрки спал.
Вытянувшись и положив ноги на один из стульев, он сладко похрапывал, опустив голову на грудь.
Марк осторожно вошел в кабинет, нерешительно постоял у стола, борясь с желанием развернуться и уйти домой — и гори все это дело ясным пламенем, — но все-таки решился и кашлянул.
Комиссар Бюрки немедленно сел ровно, открыл глаза и посмотрел на Бартру таким ясным взглядом, как будто не спал вовсе.
— Я вас слушаю, — вежливо сказал он.
Марк вздохнул с облегчением и уселся. Что-то в лице комиссара было такое, что Бартра не сомневался: тут его на самом деле выслушают и причем очень внимательно.
Может, на контрасте с хамоватыми обермайстерами, может, еще по какой причине, но был комиссар Бюрки весь такой радушный, открытый и хороший, что у Марка на миг даже возникла крамольная мысль, не узнать ли у комиссара, сильно ли он занят сегодня вечером. Или вообще на этой неделе. Мысль эту Марк тут же прогнал — насколько смог, — напомнив себе, что он пришел сюда по важному делу.
— Я пришел сообщить важную информацию по поводу пожаров в гостиницах, — сказал он и, тут же засомневавшись в своих словах, добавил: — Ну. Вроде бы важную.
— Я не сомневаюсь в этом, — серьезно ответил Бюрки. — Герр… Простите, как к вам обращаться?
— А, — Марк смутился. — Бартра. Марк Бартра Арегаль.
— Очень приятно, герр Арегаль, — сказал Бюрки и потянулся через стол, протягивая руку.
Марк нерешительно пожал руку Бюрки.
— Бартра. Ну, или можно просто Марк.
— Замечательно, Марк, — Бюрки как будто даже обрадовался. — Так что вы хотели мне рассказать?
— Ах да.
Марк помолчал, собираясь с мыслями. Бюрки совершенно сбил его с толку. Не сказать, чтобы Марку часто приходилось общаться с представителями правоохранительных органов — не считая тех случаев, когда ему пытались устроить неприятности в связи с тем способом, которым он зарабатывал себе на жизнь, — но Бюрки все же... выделялся.
— Видите ли, комиссар, — задумчиво начал Марк. — Это может показаться смешным, но…
— Но? — в очередной раз подбодрил его Бюрки.
— Но мне снятся сны. Я вижу во сне пожар, потом включаю телевизор — а там новости. И в новостях тоже пожар. Понимаете?
— Тот же пожар, который вам приснился? — уточнил Бюрки.
Марк кивнул, чувствуя облегчение.
— Вот сегодня мне приснилось, что сгорит очередной отель, — зачастил он. — Я был на седьмом этаже. Там был еще парень. Blondo.
— Но ведь больше пожаров не было, — сказал Бюрки, улыбаясь.
Марк подозрительно посмотрел на него, проверяя, не издевается ли Бюрки над ним. Нет, тот улыбался так же светло и глядел таким же ясным взглядом, в котором, кажется, не было и следа мысли. Марк засомневался, точно ли было хорошей идеей обращаться именно к комиссару Бюрки.
— Я поэтому и пришел, — осторожно сказал он. — Очень быстро пришел. Вдруг получится…
Он поднял глаза к потолку, вспоминая нужное слово. Бюрки смотрел на него, улыбался и совершенно не собирался помогать.
— Предотвратить! — выпалил Марк, вспомнив, и тут же дверь кабинета распахнулась.
— Комиссар, еще один пожар, — сообщил влетевший в кабинет тер Стеген. — Опять отель.
— Стойте! — Марк почти закричал, вскакивая с места. — Седьмой этаж?
Лицо тер Стегена словно закаменело.
— Что — седьмой этаж? — спросил он осторожно.
— Пожар был на седьмом этаже! — страстно сказал Марк, то ли из-за волнения, то ли из-за уверенности в своей правоте строя предложение так, что оно получилось не вопросительным.
— Тебе что-то известно? — тер Стеген смотрел на Марка безотрывно, и в его глазах начинал разгораться нехороший интерес.
Профессиональный интерес.
— Марк, — подал голос Бюрки, — только что сообщил мне, что ему приснился сон.
— Сон, значит, — все так же нехорошо сказал тер Стеген. — Ну-ну.
Этот нехороший блеск в его глазах не рассеялся даже после того, как алиби Марка на прошлую ночь было подтверждено целиком и полностью. И вот тут комиссар Бюрки неожиданно взбрыкнул.
— Марк может оказаться важным свидетелем, — заявил он подозрительному тер Стегену и скептичному Кариусу. — Поэтому он поедет с нами.
Комиссар Трапп вместе с обермайстером Лено уже был на месте пожара, а больше противостоять Бюрки было некому, так что Марк все-таки поехал вместе с ними.
Чему сам был не особо рад.
В отеле с претенциозным названием «Восточный экспресс» пахло почти так же, как во сне. И как на кухне, когда Марк однажды кроме риса забыл в сковородке пластиковую лопаточку: удушливо, мерзко, забивая ноздри. Сквозь химическую вонь слабо пробивался другой запах, который казался даже вкусным до тех пор, пока Марк не осознал, чем именно пахнет.
Пахло горелым мясом.
Марка замутило. Оно выдавил невнятные извинения и отстал от группы криминалистов. Кажется, кто-то из обермайстеров проводил его недовольным взглядом. Марк отошел в угол возле лифтов — тут, вроде как, было меньше всего повреждений от пожара — и, не думая, протянул руку к покореженным, оплывшим кнопкам.
«Не трогай, дурень», — раздалось в голове.
Марк отдернул руку и заозирался, но рядом никого не было. Полицейские сгрудились в том самом конце коридора, откуда невыносимо воняло, и на Марка вроде бы никто не обращал внимания. Но притрагиваться к чему-то и правда не стоило: кто знает, снимали ли уже тут отпечатки пальцев.
Марк провел ладонью над кнопками, не касаясь, почти машинально. В голове стало пусто и тихо, как будто от остальных людей на этаже его отгородил невидимый звуконепроницаемый занавес.
Когда он отвел руку, кнопки выглядели так, словно их не трогал огонь. Да и весь лифт казался совершенно неповрежденным. Марк тупо смотрел на мигающее цифровое табло возле кнопок.
Пять.
Шесть.
Семь.
Дверцы лифта звякнули и распахнулись. Оттуда прямо на Марка шагнул светловолосый парень в желто-черной толстовке. Вот только теперь он не улыбался, был очень серьезным — и смотрел сквозь Марка. В зеркале за его спиной Марк увидел свое отражение — и тут же понял, что это не он. Кое-кто очень похожий на Марка, но не Марк.
Парень в толстовке шагнул вперед.
Марк отшатнулся назад и чуть не упал, когда лицо парня оказалось совсем рядом — а потом исчезло.
Лифт снова был покореженным огнем, кнопки снова были оплавленными, а Марк снова был в реальности, а не во сне или видении. И его очень реально кто-то держал за локоть, не позволяя упасть.
— Спасибо, я в порядке, — машинально ответил Марк на какой-то вопрос, который не расслышал.
— Это хорошо, — сказал Бюрки, который его и держал. — Но я спрашивал, что ты увидел.
Комиссар обратился к Марку на «ты», но этот факт Марк отметил краем сознания, поглощенный совсем другими мыслями.
Что же он увидел?
— Мы можем побывать… — осторожно подбирая слова, сказал он, — на других… местах?
— Да, конечно, — легко согласился Бюрки. — Ты только не падай, хорошо? Я сейчас.
Он отошел к полицейским, о чем-то поговорил с другим комиссаром (до слуха Марка донеслись обрывки фраз: «пресс-конференция», «журналисты», «под мою ответственность») и вернулся. По лестнице они спустились довольно быстро: Марк как будто чувствовал спиной подгоняющий и очень знакомый взгляд, а Бюрки просто старался от него не отставать. Кажется.
О мотивах поступков комиссара Бюрки Марк не задумывался вплоть до того, как они сели в одну из полицейских машин и Бюрки — как бы между делом — не поинтересовался, не хочет ли Марк сходить куда-нибудь выпить чего-нибудь. После того как они осмотрят оба сгоревших отеля, конечно же.
Марк подумал и осторожно сказал, что будет очень рад, но, может, лучше отложить это до конца расследования, а то у полицейских много дел, он прекрасно это понимает и не хочет мешать, а, наоборот, хочет только помочь, чем сможет, даже если эта его помощь не совсем…
Запнувшись на очередном сложном слове, Марк прервал свою длиннющую фразу и замолчал. Бюрки, кажется, не заметил его смущения и легко согласился с тем, что совместную выпивку можно и отложить. Марк так и не смотрел на комиссара все время, пока они бродили по второму сгоревшему отелю, но чувствовал его доброжелательное и заинтересованное присутствие рядом практически всем телом, вплоть до волосков на шее.
Правда, когда перед служебным входом Марка снова накрыло видением, о присутствии Бюрки он забыл.
Не было никакого сомнения в том, что именно этого парня Марк видел в «Восточном экспрессе». И в снах. В этот раз толстовку не было видно — парень облачился в неприметный костюм технического персонала, но Марк знал, куда нужно смотреть, и разглядел лицо парня очень хорошо. Даже несмотря на то, что за его плечом маячила смутная фигура, на которую Марку смотреть совсем не хотелось.
На третьем — или первом, если считать в хронологическом порядке — месте пожара история повторилась. И уже после этого Марк, тяжело выдохнув, спросил:
— У вас есть же художник или еще кто? Я могу описать… Пиромано.
Бюрки молча кивнул.
«Художника», конечно же, в полиции не было. Вместо него спойноный и улыбчивый обермайстер — кажется, его звали Лено или как-то так — пригласил Марка сесть рядом с ним у монитора, на котором начали сменять друг друга части лиц, образуя то одно, то другое. Марк хмурился, смотрел внимательно, восклицал, если видел, что получающиеся черты напоминают того человека, которого он видел во сне. Лено терпеливо щелкал мышкой, водил курсором, растягивая или сужая лицо на экране.
Когда перед глазами у Марка уже все плыло, а сменяющие друг друга лица слились в одно, кто-то поставил перед ними стаканчики. Кофе оказался настолько отвратительным на вкус, что Марк мигом взбодрился. Лено покосился на него, и Марку показалось, что он слегка улыбается — не с насмешкой, а понимающе. Вообще этот обермайстер слегка напоминал тер Стегена, только настроен был более дружелюбно — наверное, единственный среди всех полицейских. Кроме, конечно, Бюрки.
Марк принялся за дело с удвоенным рвением, и вскоре он уже смог уверенно сказать, что они добились максимального сходства с его видениями. Лено отправил файл на печать и аккуратно отставил стаканчик, к которому так и не притронулся.
— Закончили? — спросил подошедший сзади тер Стеген.
Словно в ответ на его вопрос принтер рядом с ним загудел и выплюнул лист, который тер Стеген тут же подхватил. Да так и застыл, глядя на фоторобот странным взглядом. Марк, отодвинувшись от стола и наполовину развернувшись, прекрасно видел, как на лице тер Стегена медленно сменяют друг друга разные эмоции.
— Еще один твой знакомый, обермайстер? — поинтересовался Кариус, вытаскивая лист из его пальцев.
— Будешь смеяться, но да, — тяжело ответил тер Стеген.
— Буду, — легко согласился Кариус. — Может, это ты на самом деле поджигатель?
Тер Стеген отобрал у него лист с фотороботом обратно.
— Мы с ним в одной школе учились, — пояснил он. — И если за последние полгода ничего не изменилось, я даже знаю, где он сейчас живет.
Тер Стеген оказался прав. Парень, которого он узнал по фотороботу, жил недалеко от стадиона и спал сном праведника, когда за ним явилась полиция — отсыпался перед самолетом через океан, билет на который обнаружился во время обыска. Как и собранный рюкзак. И желто-черная толстовка, в которой Марк видел его во сне.
Парня звали почти так же, как и его — Марко.
— Марко Ройс, — с ленивой наглостью ответил он Кариусу. — Вы ж и так знаете, чо спрашивать?
— Расскажи нам, Марко, чем ты занимался прошлой ночью, — не обращая внимания на грубость, спросил Кариус.
Марко вяло поупирался, но сдался довольно быстро — неожиданный арест, когда он уже почти сбежал из Германии, слишком сильно его оглушил. Если б Марко знал, что из доказательств у полицейских есть только заявление некоего экстрасенса, которого полностью всерьез воспринимал только один комиссар Бюрки…
Но Марко не знал и рассказал все охотно и в подробностях.
— Конечно, толком я его лица не видел, — говорил он, развалившись на стуле так, что чуть не сползал с него на пол. — Но я ж тоже не дурак и кой-чего примечаю. Бороденку, например, когда у него капюшон сполз немного. Руки холеные такие, с маникюром — сразу видно, что чувак при деньгах. Да, он еще как-то странно кружку держал. Как будто ему неудобно было правой рукой пользоваться. Неловкий такой чувак, в общем, чуть кофе на себя не опрокинул.
На очной ставке с Хуммельсами — оба почти в один голос возмущались и грозили полицейским всевозможными карами — Марко после некоторого колебания показал на младшего брата, подтвердив свои показания и подозрения полицейских.
Дело можно было считать закрытым, оставались только формальности: допрос главного подозреваемого и суд.
Марк смотрел сквозь одностороннее стекло на допрос Хуммельса-младшего и изо всех сил пытался почувствовать себя героем боевика. Эдаким бесстрастным советником полиции, с непроницаемым лицом взирающим на допрос. Марк не мог быть бесстрастным: он нервничал, теребил рукав своей кофты, поглядывал на стоящего рядом тер Стегена. Тот с отрешенным видом наблюдал за происходящим в допросной.
Тер Стеген в представлении Марка был тем самым настоящим полицейским: несгибаемым, непримиримым, равнодушным. Разговаривать с ним было бесполезно. А поговорить Марку очень хотелось.
В комнате за прочным стеклом сидели трое: Йонас Хуммельс, бледный до зелена, уверенный в себе и чуть улыбающийся комиссар Бюрки и обермейстер Кариус, что-то старательно записывающий в огромном блокноте. Как будто не было камер и пишущих устройств по всей комнате.
Марк облокотился на стекло, пытаясь рассмотреть какой-то неясный отблеск в глазах Хуммельса. Тер Стеген ухватил его за плечо и невежливо дернул назад. Марк пошатнулся.
Комиссар Трапп нарисовался поблизости практически бесшумно. Они с Марком не были знакомы. Более того, Марк ничего о втором комиссаре не знал — но что-то в нем было такое же располагающее, как и Бюрки, только не такое манкое — как у людей не в поиске отношений. Это успокаивало и не будоражило испанскую кровь.
Марк некоторое время смотрел только на Траппа, который, в свою очередь, наблюдал за происходящим за стеклом. Затылком Марк ощущал неприязненный взгляд тер Стегена. Видимо, сверлить взглядом голову Марка ему было куда интереснее, чем наблюдать за допросом. Конечно, подумал Марк, мотнув головой, для вас-то это дело закрыто.
Так почему, Марк, это дело не закрыто для тебя?
Хуммельс неожиданно поднял голову, пробежал затравленным взглядом по стенам, наткнулся на зеркало. Марк чуть сместился, так, чтобы Хуммельс смотрел прямо на него — смотрел и не видел. Что-то в его взгляде было испуганное и в то же время обреченное, так что смотреть долго было невозможно. Впрочем, он быстро отвернулся.
Марк сжал пальцами переносицу, пытаясь унять внезапно вспыхнувшую боль в висках.
— Послушайте, — немного неуверенно обратился он к Траппу. Боль пошла на убыль.
— Мм? — откликнулся комиссар, даже не поворачиваясь к Марку.
Заинтересованности в нем не было вообще. Цепкий взгляд хищника на приятном и даже миловидном, несмотря на растительность, лице вогнал Марка в ступор.
Он некоторое время гонял в уме предложения, повторяя их и шлифуя, чтобы не растеряться и не ошибиться.
— А у вас, это… ну… больше нет версий?
— Каких версий? — Трапп скосил глаза на Марка.
— По поводу сеньоров Хуммельсов.
— Какие тут могут быть версии, — Трапп махнул рукой в сторону зеркала, за которым Бюрки и Кариус методично допрашивали несчастного. — Все ясно как божий день, герр Арегаль. Йонас Хуммельс просадил все деньги на открытие нового отеля в другом городе. По сути, его целью были даже не отели, а родной брат. Это не только предумышленный поджог, повлекший за собой множество смертей, но и попытка убийства.
Марк с громким звуком захлопнул рот, пытаясь переварить, как это попытка убийства может быть важнее трех поджогов и кучи смертей. И недоумевая — все ли полицейские тупоголовые ублюдки?
— Неужели…
Марк тяжело сглотнул, во рту мгновенно наступила засуха. Зато руки были просто ледяные.
— Неужели вы не видите?
— Что? — спросил Трапп.
— Что? — поддакнул тер Стеген из-за спины. — Открылся третий глаз, Бартра?
— Очень смешно, idiota, — не оборачиваясь, буркнул Марк.
Трапп улыбнулся.
— Во-первых, я неплохо знаю испанский, — Марк принципиально не оборачивался, но чувствовал спиной, что тер Стеген начинает закипать. — Во-вторых, нужно быть круглым… идиотом, чтобы не понять, что ты сказал.
Марк пожал плечами и вцепился в рукав Траппа. Тот все еще был единственным вменяемым человеком в этом кабинете. Тер Стеген сопел за спиной.
— Герр Арегаль, — терпеливо начал Трапп, отлепляя его руки от себя. — Мы очень благодарны вам за помощь. Комиссар Бюрки обязательно распорядится выписать вам благодарность. Ее пришлют по электронной почте. А теперь идите, пожалуйста, и не мешайте нам работать.
Марк почувствовал, как горят щеки и уши. Возможно, Бюрки разговаривал бы с ним по-другому. А может быть, нет: в конце концов, тот был сначала полицейским, а потом уже приятным человеком.
Собрав всю волю в кулак, Марк негромко повторил:
— Это же не он… Он не мог убить стольких людей. И не убивал!
Тер Стеген крепко взял его за локоть и подтолкнул к двери.
— Вали отсюда, Бартра, пока я тебя не арестовал.
— По какому праву? — вяло возмутился Марк.
— Бесишь, — лаконично ответил обермейстер, захлопывая за ним дверь.
Коридор кружился перед глазами Марка. Боль покалывала виски. Матс Хуммельс, терпеливо дожидающийся чего-то на стуле в другом конце коридора, поднял на него глаза.
Марк моргнул. Братья были такими разными, хоть и были очень похожи.
Глаза Йонаса Хуммельса были такими… чистыми. Такие глаза не могли принадлежать убийце. За ними не стояло никаких смертей.
«А у кого глаза убийцы, Марк?» — шепнул голос в голове.
«Где ты видел такие глаза?»
Человек с глазами убийцы неспешно поднялся со стула, кинул картонный стаканчик с плохим кофе из автомата в мусорку, закинул на плечо пиджак и легкой походкой направился к выходу.
— Сеньор Хуммельс! Герр Хуммельс! — собравшись с духом, Марк заспешил следом за ним. — У меня к вам дело! Это касается вашего брата.
— На вопросы журналистов не отвечаю, — лаконично ответил Хуммельс.
— Я не журналист, — ответил Марк. — Я знаю, что ваш брат невиновен.
Хуммельс бросил на него короткий пронзительный взгляд и сухо сказал:
— Пойдемте, поговорим.
Вообще-то в планах Марка на сегодняшний день смерти не было. В смысле, он не планировал скоропостижно умирать.
И все равно он спустился вместе с молчащим Хуммельсом на лифте вниз, старательно глядя в зеркало. Краем глаза он то и дело замечал неясную тень поблизости, смутно раздражающую своим присутствием.
Голос в голове молчал, хотя, казалось бы, все внутри Марка должно было негодовать от такого вопиющего нарушения всех правил безопасности и здравого смысла. Марку очень не хватало, чтобы кто-то в голове заорал: «Ты что, никогда не смотрел триллеры?!».
Но никто не заорал, триллеры Марк не любил, чувство самосохранения у него притупилось когда-то давно.
Хуммельс открыл перед ним дверь своей машины, постоял около десяти секунд, после чего его терпение кончилось.
— Я занятой человек, герр, так что если вы хотите пообщаться, будьте добры проехать со мной.
Будь его воля, Марк никуда бы ни с кем не ехал, тем более с человеком, который, судя по всему, был хладнокровным убийцей. Но то ли с волей было что-то не то, то ли затравленный взгляд Йонаса вполне успешно проедал Марку мозг, но спустя минуту колебаний он уже сидел на пассажирском сидении.
Ехали в полной тишине. Хуммельс не заговаривал, Марк смотрел в окно, стараясь запомнить дорогу. Эта часть города была ему лишь смутно знакома по причине своей дороговизны: лишь однажды он приезжал в этот район по работе.
Так же молча они поднялись по ступеням. Квартира Хуммельса занимала несколько этажей и помещение под крышей.
Марк потер мокрые холодные ладони о джинсы. Хуммельс открыл дверь квартиры и пропустил его впереди себя. Некоторое время он не решался войти — да так до конца и не решился, шагая через порог. Коридор быстро закончился, началась дорого обставленная гостиная: искусственный камин, барная стойка, маленькая кухня в светлых тонах, огромные зеркала на стенах.
Хуммельс устроился в одном из кожаных кресел. Он сидел так, чтобы не отражаться ни в одном из зеркал.
Зато Марк отражался сразу во всех. Множество отражений стояло, как и он, не решаясь сесть. Не зная, как себя вести. Не зная, что будет завтра и будет ли оно, это завтра.
На отражениях лежали тени, мелькали блики и серые не до конца оформившиеся образы.
Марк начал, стараясь не смотреть в зеркала и отчаянно путаясь в словах:
— Ваш брат Йонас не был убийца.
Хуммельс кивнул, с интересом на него глядя. Отвлекся только на мгновение — потянулся к столику, заставленному бутылками с алкоголем, выудил оттуда одну и плеснул себе виски в стакан.
Марк подбирал слова, Хуммельс смотрел, потягивая виски. С ленцой, надменностью и полным осознанием собственного достоинства. Марк совсем потерялся под этим взглядом, плюнул на сложносочиненные предложения и коротко сказал:
— Ты убил их.
Хуммельс вскинул брови, позволил себе улыбнуться. Рассмеялся бы, наверное, если бы в этот момент не отпил виски.
— И сколько ты хочешь за это? — совершенно спокойно спросил он.
— Что?
Марк вцепился пальцами в свой собственный рукав. Его мелко трясло, как в болезни.
Хуммельс поднялся на ноги, подошел к навесному шкафу над камином, открыл его. Вынул оттуда перевязанную резинкой стопку евро. Пролистал ее, не считая — просто привлекая внимание Марка.
— Здесь около пятнадцати тысяч евро. Этого достаточно, чтобы не умничать?
Марк молчал, облизывал пересохшие губы. В голове было тесно от мыслей: настоящие ли? Сколько можно не платить за квартиру? Подсудное ли это дело? Полицейские все равно отказались его слушать…
Хуммельс выжидающе смотрел на него. Видимо, он отлично разбирался в людях и понимал, что им всем нужно — деньги.
Все, что оставалось Марку — это решить, относит ли он себя к этим людям.
Он перевел взгляд на свое отражение. В зеркале за его плечом стояла фигура, будто сотканная из серого тумана. Фигура согласно качнула головой. Смотреть на нее было неприятно, замирало сердце и перехватывало дыхание — и Марк отвел взгляд.
— Ну так что, получилось справиться со своими принципами? — издеваясь, спросил Хуммельс.
Марк глубоко вздохнул. Он многое выслушал в своей жизни. И о принципах ему говорили очень часто.
— Получилось, — ответил он, делая шаг вперед и протягивая руку.
Хуммельс вложил в его руку деньги и недвусмысленным жестом показал на выход.
— Дверь — там. Надеюсь, больше никогда не увидимся.
Марк скосил глаза. Тень выходила из зеркала. В самом деле выходила, приближаясь, скача по отражениям, появляясь в реальности то рукой, то ногой. Марку должно было быть страшно — но никак не получалось испугаться. Потому что тень, появившаяся из зеркала, имела лицо. Лицо его брата Эрика, погибшего в пожаре много лет назад.
Призрак брата тоже показал ему на дверь.
Марк начал пятиться, не отрывая взгляда от Хуммельса. Тот пожал плечами, развернулся и направился к одной из дверей, ведущих в комнаты.
— Дверь захлопни, — бросил он через плечо.
Эрик грустно улыбнулся, помахал Марку рукой, то ли приветствуя, то ли прощаясь, то ли призывая проваливать поскорее. Марк кивнул, пряча деньги в карман толстовки. Сумма была более чем приличная даже на ощупь.
Хуммельс скрылся в комнате, Эрик подмигнул Марку и шагнул следом за ним.
По полу побежал мелкий кучерявый дымок. Раздался звук, как будто кто-то гигантский с натугой втягивал в себя воздух, и дверь, ведущая в комнату, резко захлопнулась. Марк услышал страшное: дикий гомон, сотканный из рева пламени и крика человека. Он рванул прочь из квартиры, стараясь ничего не касаться, а за его спиной огонь пожирал комнату, человека, дверь. Его погибший брат Эрик был справедлив и жесток.
В отличие от самого Марка.
Все слишком быстро стало нормальными. В смысле, совершенно обычным. Распахнув окно, чтобы выветрился из кухни запах гари, Марк отскребал от сковородки пригорелый рис. Запах сгоревшей еды быстро перестал ассоциироваться с пожарами — как только они перестали сниться. Для Марка это было опустошающе и странно: ни одного вещего сна, ни одного призрака, ни одной встречи с братом. Только работа, наполненная совершенно выдуманными снами, призраками, встречами с потусторонним.
Впрочем, это было так естественно и правильно, будто никогда ничего подобного в его жизни и не случалось. Эрик умер. И на этом следовало остановиться.
Марк налил воды из-под крана и долго с наслаждением пил. Иногда в горле начинало ни с того ни с сего першить — вот как сейчас. Кружка с изображением Барсы как будто смотрела с упреком со своего места в мойке. Марк отвернулся и вышел из кухни, прикрыв дверь, чтобы не было сквозняка.
Все равно откуда-то противно тянуло по голым ногам. Марк забрался в кресло, поджал ноги и включил телевизор. Заканчивались новости, Марк переключил, погонял каналы, остановился на середине какого-то сериала и погрузился в ленивое созерцание незнакомых лиц.
Практически сразу раздался звонок в дверь.
Марк никого не ждал в этот день. Может, почтальон, подумал он. Или мормоны. Или ошиблись дверью.
В домофоне маячило хорошо узнаваемое даже несмотря на отвратительное качество изображения лицо комиссара Бюрки. Руки он держал за спиной и выглядел то ли смущенным, то ли обиженным на что-то.
Марк задумчиво почесал затылок. Звонок заголосил еще раз. Марк протянул руку и неохотно открыл дверь — создав небольшую щель, в которую можно высунуться.
— Привет, — сказал Бюрки.
— Ага, — согласился Марк.
Бюрки, кажется, совсем растерялся. Видимо, он просто не привык к такой реакции людей на себя. Поэтому не нашел ничего лучше, кроме как вытянуть вперед руки с букетом, составленным сплошь из синих гиацинтов в чехле из черного фоамирана. Минималистично, но дорого, и в наличии вкуса Бюрки было очень сложно отказать.
— Давай сходим куда-нибудь.
Марк задумчиво смотрел на букет, на Бюрки, прижавшись щекой к двери. Гиацинты пахли довольно раздражающе. Комиссар нервничал и от этого злился. Стоять в коридоре, в который в любой момент могут выйти жильцы из других квартир, с протянутым букетом и чего-то ждать было для него достаточно унизительно.
Одновременно с этим он не понимал, как это так, как ему можно отказать?
Марк еще раз потянул носом. Да, гиацинты пахли мерзко. Принимать их, а уж тем более куда-то идти с Бюрки он не собирался. Сразу вспомнилось то, что предложил ему герр Хуммельс. То, что говорили полицейские. Глаза Йонаса Хуммельса, и то, что теперь едва ли его адвокату получится доказать, что третий, а также второй и первый поджоги не были его рук делом. Что во всем был виноват его покойный ныне брат и — отчасти — покойный брат Марка. Что, вообще-то, Марк не отказался от предложенных ему денег. Просто не смог.
— Adiós, комиссар, — тихо ответил Марк и захлопнул дверь, оставив ошарашенного Бюрки со всей его красотой и цветами стоять в коридоре.
Стоял он не долго — Марк задержался у включенного домофона, — развернулся, швырнул букет на пол и ушел, перескакивая через несколько ступеней.
К следующему утру гиацинты начали вонять совсем уж неприлично, и кто-то из соседей догадался из выкинуть.
Но не Марк.
Мы редко куда-то что-то носим, поэтому постоянно забываем, что что-то куда-то нужно носить.
Название: Сен-Жерменское общество любителей древности
Автор: Йоонст.
Размер: миди (11 226 слов)
Пейринг/Персонажи: Кевин Трапп/Юлиан Дракслер, Марко Верратти, Гжегож Крыховяк
Категория: слэш, джен
Жанр: драма, фантастика, археология!АУ
Рейтинг: R
Саммари: Юлиан уж было решил, что проведет Рождество в окопе. Окопом по аналогии с изучаемыми позициями Марко называл их раскоп, и очень быстро это слово намертво прилипло. После обнаружения мужика из сундука Кевин пытался поименовать раскоп «склепом», но это, к счастью, не прижилось – среди археологов были и очень суеверные люди.
Ссылка на АО3
Название: Сен-Жерменское общество любителей древности
Автор: Йоонст.
Размер: миди (11 226 слов)
Пейринг/Персонажи: Кевин Трапп/Юлиан Дракслер, Марко Верратти, Гжегож Крыховяк
Категория: слэш, джен
Жанр: драма, фантастика, археология!АУ
Рейтинг: R
Саммари: Юлиан уж было решил, что проведет Рождество в окопе. Окопом по аналогии с изучаемыми позициями Марко называл их раскоп, и очень быстро это слово намертво прилипло. После обнаружения мужика из сундука Кевин пытался поименовать раскоп «склепом», но это, к счастью, не прижилось – среди археологов были и очень суеверные люди.
Ссылка на АО3
воскресенье, 19 марта 2017
Название: Два полицейских, трусы и собака
Автор: Йоонст.
Рейтинг: PG-13, который мечтал стать R (но не стал)
Размер: мини (3799 слов)
Пейринг: Якуб Блащиковски/Лукаш Пищек
Жанр: романс, драма, полицейская АУ
Саммари: Узнав, что Якуб собирается увольняться, Лукаш решил, что это его последний шанс устроить свою личную жизнь с ним. Якубу это не нужно. Или нужно.
ссылка для чтения
Автор: Йоонст.
Рейтинг: PG-13, который мечтал стать R (но не стал)
Размер: мини (3799 слов)
Пейринг: Якуб Блащиковски/Лукаш Пищек
Жанр: романс, драма, полицейская АУ
Саммари: Узнав, что Якуб собирается увольняться, Лукаш решил, что это его последний шанс устроить свою личную жизнь с ним. Якубу это не нужно. Или нужно.
ссылка для чтения
and then there were none
Авторизация
Главное меню
SMM продвижение